|
|
Священник Дмитрий Шмелев
ЗАГАДКА НОВОГО ИЕРУСАЛИМА ОТ ДОБРЫНИ ЯДРЕЙКОВИЧА ДО ПАТРИАРХА НИКОНА
Глава 3.
Наследие Святителя Антония Новгородского В 1211 году архиепископ Антоний был поставлен на новгородскую кафедру. А в 1214 году происходит серьезное вторжение латинства на земли Южной Руси, носящее признаки не межкняжеских усобиц, а религиозной войны. венгерский король Андрей захватил Галич и в том же году писал папе: «Да ведает ваше святейшество, что бояре и народ Галицкие, нам подвластные, униженно просили нас дать им в царя сына нашего Коломана, обещаясь пребыть навсегда в повиновении святой церкви Римской»… Православные епископ и священники были изгнаны, а церкви стали переоборудоваться в костелы. Кто же выбил врагов из Галича и восстановил православие в городе? Тот самый новгородский князь Мстислав, прозванный Удалым, который «излюбиша себе инока Антония». Из летописных источников известно, что Антоний заложил несколько церквей в Новгороде, в 1219–1220 гг. был переведен на Перемышльскую кафедру, в 1225–1228 гг. вновь занимал архиепископскую кафедру в Новгороде, затем ушел в Хутынский монастырь «по своей воле», где и почил в 1232 г. Интересные археологические открытия, относящиеся ко времени Добрыни-Антония, сделаны в Софии Новгородской. В результате исследований, проведенных Г.М. Штендером, было установлено, что главный престол Софийского собора в первой четверти XIII века подвергся переделке. Были обнаружены пять столпов опор под отсуствующую каменную трапезу. При этом сама трапеза после переделки получила размеры 175?98 см. Этот размер в точности соответствует длине и ширине погребального ложа Спасителя, «лавице», описанной в начале XII века игуменом Даниилом: «в длину 4 лакоть, а в ширину 2 лакти, а возвыше полулакти». Кроме этого в 1950 г. М.К. Каргером в западном конце южного нэфа было обнаружено каменное основание некоей конструкции предположительно каменной сени на квадратных столбиках размером 2?2 м.  Г.М. Штендер предположил, что это княжеский митаторий, но Т.Ю. Царевская в своей работе «О цареградских реликвиях Антония Новгородского» сопоставляет это место с неоднократно и особым образом упоминаемым в архиерейском чиновнике Софийского Собора Гробе Господнем. Приведем большую, но чрезвычайно важную цитату из ее работы с исследованием текста Софийского чиновника: «Так, в вечерней службе в неделю накануне Великого Поста святитель <т.е. новгородский владыка – Авт.> знаменуется на всходе у Спасова образа <всходом называли вход из паперти в собор – Т.Ц.> и у Пречистой на столпе и у Гроба Господня и у Спасова образа над Господним Гробом…». В субботу первой седмицы Великого Поста: «…и пришед святитель в Корсунскую паперть со свечею и идет к создателям и творит прощение и знаменуется у гробов создательских <т.е. строителей храма, князей Владимира и Анны – Т.Ц.> И вшед в Церковь святыя Софии святитель и пришед ко Гробу Господню, сотворь прощение и целует Гроб Господень, и от Гроба входит в придел Иоакима и Анны, и у раки Никиты епископа творит прощение». Заметим, что все перечисленные святыни занимают южную. (т.е. правую) половину собора. Перед вечерней Великого Пятка в XVI–XVII вв. святитель с собором и диаконами входил в храм через южные врата, от храма Входа в Иерусалим, а затем кадил Гроб Господень, после чего этот Гроб взимался и переносился на середину церкви. При этом имелся в виду именно одр, так как плащаницу, лежащую на нём «Чиновник» отмечает отдельно. После полунощницы Великой субботы одр Гроба Господня относили от царских врат на «уреченное место». Из приведенных маршрутов святителя возникает предположение, что это «уреченное место» находилось где-то в западной части, правее входа из Корсунской паперти в собор, приблизительно напротив придела Иоакима и Анны с мощами епископа Никиты. Но именно здесь М.К. Каргер обнаружил каменное основание». Здесь мы сталкиваемся с древнейшим описанием чинопоследования погребения плащаницы, как теперь называют, в Великую Субботу. Происхождение этот чин ведет из Новгорода, где в древности использовалась подлинная святыня. Литургические чинопоследования являются самой верной археологией, они не могут возникать на пустом месте, или что еще более немыслимо, копироваться у враждебных православию вероисповеданий. В подтверждение вышесказанного приведем слова исследователя А.Л. Баталова: «местом появления изобразительного символа Св. Гроба становится в истории нашего богослужения именно чин Погребения на утрени Великой субботы. Пока наиболее ранней фиксацией его появления остается новгородский архиерейский служебник 1540 г.». Сама же Т.Ю. Царевская не смотря на приведенную фактологию делает вывод, что Добрыня привез бемберековую ленточку – меру Гроба Господня, на том основании, что наиболее ранняя опись Софийского собора 1635–1646 гг. (!!!) не упоминает никакой каменной плиты, но упоминает ларец рейнской работы с лежащей в нем мерной лентой. О том, почему после нескольких столетий, среди которых были и походы на Новгород московских великих князей, и шведская оккупация Делагарди не стоило искать в софийских описях святыни архиепископа Антония поговорим позже. Но есть действительно важные вопросы, на которые нужно попытаться дать ответ. Во-первых, мы имеем как бы два Гроба Господня: один – каменная трапеза главного престола Новгородской Софии, переделанной во времена Добрыни–Антония, тут датировка достаточно точная благодаря идентификации кирпича основания престола. Второй – тот, что лежал в Софийской «Кувуклии» обнаруженной Каргером в западной части храма. Он датируется XII веком, т.е. до антониевским периодом <хотя точной мотивацией этой датировки автор пока не располагает – Авт.>. Напомним описание Гроба Господня игуменом Даниилом: «И яко влезуче в пещерку ту дверцами малыми и на десней руце есть яко лавица засечена в том же камени пещернем и на той лавице лежа тело Господа нашего Иисуса Христа. Есть ныне лавица та святая покрыта досками мрамореными. Суть на строне проделана оконца 3 кругла и теми оконци видится святый тот камень и туде целуют вси христиане». Примерно так выглядит в настоящее время место положения в Гроб Божьей Матери в Крипте Успения Богородицы в Гефсиманскии садом. Подобное изображение Святого Гроба встречается на средневековых миниатюрах. Для паломников последующих времен и облицовочные плиты, и «трансенна» с отверстиями являлись частями Святого Гроба. Поэтому и встречаются в различных описаниях каменные доски, именуемые частями Гроба. У самого Добрыни Ядрейковича встречаем в его «Хожении» два таких описания. Первое в самом начале: «Преже поклонихомся святой Софии и пресвятаго Гроба Господня две досце целовахом и печати гробныя…». Второе – в середине: «…Во притвор же за великим алтарем вчинены во стене Гроба Господня верхняя доска и посох железен…». В Ипатьевской летописи сообщается, что в 1134 г. в Новгород «в 14 день в ее же лето принесена была доска оконечная Гроба Господня Дионисием послал бо бе Мирослав». Поэтому святынь в Новгородской Софии действительно могло быть две. А возможно это была одна святыня, но в разное время по–разному использовавшаяся. Все вышеперечисленное нисколько не умоляет заслуги Святителя Антония, канонизированного в лике русских святых и создавшего в Новгородской Софии уникальный комплпекс святынь (им привезен был так же воздвизальный крест с частью Древа Креста Господня, мощи святых) с чинопоследованиями, восходящими к традиции Софии Константинопольской, о чем убедительно говорит литургический анализ чиновника XVI в. Э.А. Гордиенко в работе «Часовня Гроба Господня в Софийском Соборе». Новый Иерусалим с берегов Босфора переместился на берега Волхова. В этом контексте приезд к молодому новгородскому князю Александру Ярославовичу Гальда и Гемонта, легатов папы Григория IX с неудачной попыткой склонить его в латинскую веру, нашествие шведов Ярла Биргера, носившее все черты классического крестового похода, закончившейся Невским избиением 1240 года, последовавшая за этим битва с орденскими немцами на Чудском озере в 1242 г. приобретают совсем иной смысл. Дипломатическая линия Александра Невского в отношении Орды получает свое основание. Ценой семейного конфликта с братом Андреем, а за тем и с сыном Александр Ярославович недопускает военного похода татар на Новгород. Ведь он – хранитель Святого Гроба. Принимая ярмо монголов, не посягавших на веру, сражаться с латинами, требовавшими подчинения папе, – итог этой политики привел перед самой кончиной Невского к результату, имеющему вселенское значение. В Орде была организована православная Сарская епархия, у татар появились первые христиане (среди которых есть канонизированные святые), монголы стали союзниками своих русских вассалов в борьбе с западом. В 1261 году татарский воевода Нагай пришел на помощь греческому императору Михаилу Палеологу, латины были изгнаны из Царьграда. Византийская империя восстановлена. Распространяться же о нахождении Св. Гроба было не выгодно как папам, для которых нахождение святыни у «недобитых схизматиков» было тяжелым поношением, так и для русских, которые собственною кровью оплачивали верность православию и вверенной им Богом святыни. С течением столетий это тайное знание стало, по–видимому, прерогативой новгородских архиепископов и митрополитов издревле носивших белый клобук, ставший впоследствии патриаршим. До прочного объединения в единое государство, авторитет новгородских святителей сыграла очень важную роль в критические моменты истории русской церкви. Это и митрополит Иона, поддерживавший, показавшуюся многим сомнительной, автокефалию московских митрополитов в момент падения греческого православия на Ферраро–Флорентийском Соборе. Это и Святитель Геннадий Новгородский первый обличитель ереси жидовствующих, и создатель полного свода Библии. И наконец слова «Третий Рим» псковского старца Филофея так же изошли из земель новгородской епархии. Глава 4 Из Новгорода в Москву Какие следы новгородской святыни архиепископа Антония мы можем найти в письменных источниках? В корпусе русских летописей об её привозе на Русь, помимо Новгородской I, IV, Софийской летописей, упоминает Патриаршая, или Никоновская летопись. Также это событие отражено и изображено в Лицевом летописном своде, на одной из 16 000 миниатюр, где изображен Добрыня–Антоний, везущий плиту (не ленточку!) Гроба Господня. Рассмотрим происхождение этих летописей. В предисловии к Патриаршей, или Никоновской летописи Б.М. Клосса читаем: «Никоновская летопись представляет собой обширную компиляцию, в которой использованы различные местные летописцы, древние повести, сказания, жития святых, записи народного эпоса, архивные документы. Целый ряд известий носит уникальный характер и дошел до нашего времени только в составе этой летописи. Но необходимость учитывать, что используемый материал подвергся в Никоновской летописи существенной литературной и идеологической обработке. Составитель редактировал летописный текст в духе официальной государственной доктрины 20–30 гг. XVI века, отстаивал имущественные интересы церкви, проводил идеи союза светской и духовной власти <здесь и выше выделено нами – Авт.>… Изучение стилистических особенностей редакторской работы над текстом Никоновской летописи убеждает в том, что составителем летописного свода являлся глава Русской церкви того времени – митрополит Даниил Рязанец (1522–1539)… В конце 1550-х гг. летописный свод митрополита Даниила (каковым в сущности и является Никоновская летопись) был соединен с материалами официальной историографии. С митрополичьего летописца была снята копия, которая была дополнена по Воскресенской летописи и Летописцу начала царства (редакция 1556 г.), так образовался Патриарший список… Рукопись <одного из вариантов этого списка – Авт.> середины XVII века написана специально для патриарха Никона (и впоследствии дала название всей летописи)». Если мы обратимся к концу 1550-х годов, когда свод митрополита Даниила был дополнен, в духе столь красноречиво описанной Б.М. Клоссом «идеологической» линии, то перед нами встанет фигура великого церковного и государственного деятеля – митрополита Московского и Всея Руси Макария. Обратимся к фундаментальному исследованию Архимандрита Макария (Веретенникова) «Жизнь и труды Святителя Макария, Митрополита Московского и Всея Руси». Автор указывает, что наиболее полное известие о первосвятительской интронизации митрополита Макария содержится именно в Никоновской летописи. С митрополитом Даниилом Рязанцем, которого Максим Грек называл «доктором Христова закона», святитель связан непосредственно. – Митрополит Даниил поставил Макария архиепископом Великого Новгорода и Пскова в 1526 г., где проходило его служение до 1542 г., после чего он был избран в митрополиты Московские, то есть святитель Макарий служил по тому самому, Новгородскому архиерейскому чиновнику, или по его более древнему прототипу, в котором поминался Гроб Господень. В работе архимандрита Макария (Веретенникова) мы находим указание на то, что Новгородский летописный свод, составленный не ранее 1539 г., являлся владычным сводом Святителя Макария. По поводу Лицевого летописного свода, где изображено привезение на Русь Гроба Господня, исследователь приводит мнение О.И. Подобедова: «…первые три тома Лицевой летописи по своей идейной направленности и по своим стилистическим признакам могут быть связаны с мастерской Митрополита Макария. Миниатюры Макарьевской школы всеми исследователями единодушно признаются лучшими из всего множества книжных миниатюр, выполненных в середине XVI века». Таким образом, митрополит Макарий имеет прямое отношение ко всем вышеперечисленным письменным источникам, где поминается привезенная Добрыней–Антонием святыня. Ранее упоминалось об особой роли и статусе новгородских святителей. Личность новгородского архиепископа Макария, ставшего Московским митрополитом, заслуживает особого рассмотрения. С именем Макария связана первая, так называния «счастливая», половина царствования первого самодержца–государя Иоанна IV. Приведем несколько цитат из книги архимандрита Макария: «В псковском Спасо-Елизаровом монастыре в начальные годы новгородского периода святителя Макария подвизался старец Филофей, выдающийся мыслитель Древней Руси, осмысливший положения и значение тогдашней Москвы как Третьего Рима». Святитель Макарий был сторонником сильной государственной власти, которая должна защищать Церковь, имея повиновение перед духовной властью. Святитель деятельно заботился об укреплении власти молодого государя. В этом отношении он продолжал усилия преподобного Иосифа Волоцкого. Положительное влияние богомудрого Главы Русской Церкви на молодого царя отмечают исследователи. Так, С.В Платонов пишет о царе: «Способный и умный юноша охотно и легко поднимался на высоты Макарьева миросозерцания и вместе с литературными знаниями усвоил себе и национально-политические идеалы, которым веровала окружавшая Митрополита среда». Другой автор пишет: «Будучи по сану Главы русской Церкви духовным советником и наставником Ивана Грозного, Макарий использовал все свое влияние на молодого Великого князя для воспитания его в духе созданных тогдашней публицистикой политической теории о самодержавной власти Русских государей». Отмечая решающую роль Церкви, особенно в период малолетства первого русского царя, Г.Ю. Виппер говорит: «…Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от «вельмож», на манер Польши, то она в значительной мере обязана была этим своей могущественной союзнице – Церкви». По мнению Н. Воейкова, в этом заслуга, прежде всего, Митрополита Макария. Добавим, что, по мнению Б.А. Успенского, составителем первого на Руси чина помазания на царство был митрополит Макарий. Исследователь отмечает, что отличием русского чинопоследования от Византийской и Западной практики является предшествие венчания помазанию, причем помазание в точности повторяло чин Миропомазания при таинстве Крещения, тогда как в Византии и на Западе помазывали только главу. Это и еще целый ряд литургических особенностей делали русский чин в богословском осмыслении именно Крещением на Царство, где монарх поставлялся на крестоношение. Ближайшей исторической аналогией подобного богословского осмысления является, по мнению историка, помазание Пипина Короткого – Меровинга, последнего православного государя Франции. Сейчас принято говорить об идее «Третьего Рима» – «Второго Константинополя» с известным скепсисом, как о форме некоего государственного самозванства. Меж тем идея эта вышла не из великокняжеской среды, а из среды русской святости. Московские Великие князья выступали лишь учениками, хорошими или худыми. Сутью этой идеи были не самозванство и самосвятство, чуждые церковной среде, а констатация некоторых Богом данных составляющих: сохранение церковной чистоты православного вероучения, борьбы с ересями, наличие святых подвижников и чудотворцев, самодержавная (т.е. не зависимая от внешних и внутренних воздействий) власть благочестивого православного государя, способного противостоять натиску иноверцев и защищать душеспасительную православную веру. Последнее свидетельствует о том, что главные цели Третьего Рима лежали не в области земной жизни. Благосостояние народа, валовый национальный доход и пр. не были приоритетными задачами такого государства. Божественным же свидетельством этого нравственного курса были осязаемые святыни, связанные с земной жизнью и кончиною Господа Иисуса Христа за спасение всего рода человеческого (вспомним Цареградский список реликвий). Вверить на хранение их мог только сам Бог. Существование такой империи имело общечеловеческое вселенское значение. Учитывая все это Митрополит Макарий не мог не сообщить молодому Государю о хранимой в Новгородской Софии общехристианской святыне. И подтверждает это факт, на первый взгляд, абсолютно перечеркивающий все то благое, что должен был усвоить Грозный Царь от своего учителя. Относится он ко второй, «ужасной», половине царствования Иоанна IV. Семь лет спустя кончины Святителя Макария, в 1570 г. состоялся Новгородский поход московского царя. Для тех, кто считает Иоанна Васильевича просто веселым злодеем, в этом походе не произошло ничего странного. По донесениям некоего Петра–волынца о том, что существует грамота, подписанная новгородским архиепископом Пименом и лучшими горожанами к польскому королю о передаче в его руки Новгорода, царь учинил розыск и данную грамоту нашел. 2 января 1570 г. войска являются под Новгород, окружают его, и в Новгороде начинается страшное избиение, причем избивают в первую очередь новгородское духовенство и монашество; сам владыка Пимен был низложен и подвергся страшному поруганию. Из Софийского Собора забрали ризницу и все церковные вещи. Но архиепископ не являлся светским правителем Новгорода, ему не подчинялись войска, и передать город врагу – он не мог. Больше похоже, что новгородское побоище имело в уме Царя некую серьезную религиозную подоплеку, и таковой вполне могла стать попытка, хотя и в замыслах: со сдачей Новгорода передать католикам софийскую святыню. Ведь когда Иоанн Грозный после Новгорода пришел во Псков, то хоть и разорил город, но духовенство демонстративно не тронул. Все эти события описывает Псковский летописец. Странно так же то, что уже после описания Новгородского разгрома и Псковского разорения 1570 года, он, нарушая хронологию, дает сообщение под 1548 годом о разграблении Софии Новгородской Иваном Васильевичем и братом его Георгием: «и не ведомо как уведа казну древнюю сокровену в стене создателем святыя Софии Премудрости Божия князя Владимира Великого, и не ведомо бысть о сем никем, ниже слухом, ниже писанием. И тогда приехав нощию и начат пытами про казну ключаря софийского и пономаря, и много мучив их не допытася, поне же не ведаху и прииде сам князь великий на всход, куда восхождаху на церковныя палати, и на самом всходе, на правой стране, повеле стену ломати, и просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну, и в полтину и в рубль, и насыпав возы и посла к Москве». Возможно, это событие произошло не в 1548 году, а во время опустошения 1570 г. Но в любом случае, искать после этого в описях ризницы Софийского Собора, как делает это Т.Ю. Царевская, древнюю святыню не стоит. Она должна была переместилась в Москву из мятежного Новгорода. Свидетельствует об этом следующее. При Иоанне IV центральные соборы Кремля, Красная площадь, храм Покрова на Рву (Василий Блаженный) усвояют себе Иерусалимские смысловые образы <см. «Москва – III Рим» М.П. Кудрявцева – Авт.>. В царствование сына Иоанна IV царе Федоре Ивановиче и его советнике Борисе Годунове в Успенском Соборе Кремля появляется подобие Софийской Кувуклии. Сам Борис Годунов, став царем, был озабочен созданием на месте Кремлевских соборов гигантского Храма Святая Святых, который должен был представлять копию Храма Воскресения в Иерусалиме. Для покрытия главной святыни будущего Храма Гроба Господня была создана немыслимая по стоимости златокованная плащаница, которую исследователь Баталов А.Л. реконструирует, как «саркофаг, на крышке которого, видимо, находилась рельефное изображение Тела Спасителя, а в его торцах стояли статуи ангелов, вылитых согласно Пискаревскому летописцу, в соответствии с евангельским текстом: «единого у главы, а единого у ногу»«. Все это было изготовлено в меру настоящего Гроба Господня. Плащаница погибла во время польской оккупации Москвы, но описи Московского Успенского собора фиксируют меж 1611 и 1620 годом Гроб Господень в Успенском Соборе. А.Л. Баталов в работе «Гроб Господень в сакральном пространстве русского храма» пишет: «…образ Гроба Господня, появившийся позже, вероятно, одновременно с введением соответствующей службы Великой Субботы, был связан с новгородской традицией, его связь с Гробом Господним Бориса Годунова несомненно существовала». Ключевым здесь является то, что в Успенском Соборе появляется новгородское чинопоследование Великой Субботы. Возникновение чинопоследования, тем более уникального в главном Соборе России, должно было иметь под собой какую-то причину. В другом месте Баталов пишет: «Гроб Господень стал в Успенском соборе не только богослужебным предметом, но и приобрел значение самостоятельной реликвии, который было отведено особое место в сакральном пространстве собора. При этом он обладал и богослужебной функцией. Устав службы во время Четыредесятницы в московском Успенском соборе показывает, что именно этот Гроб использовали на вечерне в Великий Пяток и на утрени Великой Субботы, перенося его торжественно из кивория к Царским дверям. Этот устав 1630-х гг. свидетельствует о постоянном значении этой реликвии как Гроба Господня и вне страстных служб». Несмотря на все вышесказанное, Баталов считает Гроб только подобием, или мерою Иерусалимского. Но церковные уставы беспричинно не меняются. Примером тому может служить «Сказание о перенесении срачицы Господней в царствующий град Москву». Когда в 1625 году персидский шах Аббас подарил государю Михаилу Федоровичу взятую им в Грузии Ризу Господню, то Патриарх Филарет, исследовав ее происхождение, испытал святыню на чудотворение: «повеле Спасскому архимандриту Новаго монастыря Иосифу и священницем и дьяконам тоя срачицу с казенного двора и послати по болящим…», убедившись, что больные исцеляются: «…взяша срачицу Господню и несоша в Соборную церковь Успения Пречистыя Богородицы и положена в ковчег злат и постави на Гробе Господне и отрезаша у ней две части. Единую убо положиша в ковчег и тое ношаху из Соборной церкви по всем болящим, а другую в крест. Той же крест бысть у государя в верху. В соборной же церкви быта многая исцеления различными недуги приходящим с верою. Патриарх же Филарет повеле Крутицкому митрополиту Киприяну сложити стихиры и канон и уставиша празднество, Марта в 27 день». Вот пример того, как обретенная святыня порождает богослужебное чинопоследование, сначала локальное, связанное с местом события, – а затем и общецерковное. Праздник Ризоположения знаменовал собой еще и следующий смысл. – При все слабости московского государства, едва начавшего подниматься после разорения Смутного времени, и в царствование кроткого и благочестивого государя Михаила Федоровича, Господь наделяет град Москву величайшей святыней христианства – Своею Честною Ризою. На Руси к этому времени уже имелись части Честнаго Животворящего Креста Господня, один из святых Гвоздей, святыни, связанные с земной жизнью Божией Матери, части мощей святых апостолов, Иоанна Предтечи, многочисленные мощи святых. Поток святынь в Москву из оккупированных турками земель восточных патриархатов в XVII веке значительно усилился. Восточные иерархи приезжали в Москву просить государей и патриархов о материальной помощи для откупа у турецких султанов, и привозили все новые и новые драгоценные дары. К середине XVII века богоспасаемый град Москва обилием храмов и находящихся в них святынь напоминал Царьград конца XII века. Венчал же список реликвий находившийся в Успенском соборе Кремля Гроб Господень с лежащей на нем Ризой Господней. |
| ||
|
© 2005 – 2014 Православный паломнический центр «Россия в красках» в Иерусалиме Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: palomnic2@gmail.com |
||
