Не ранее, как к 9 часам мы вышли за пределы подводных камней и повернули прямо на Восток. Прошли в виду Фароса, – виднелась и [колона] обелиск Клеопатры, и колонна Помпея, – озеро Мареотиское, низкий песчаный берег, несколько пальм, Абукир, где был истреблен весь флот Наполеона Нельсоном,[1] наконец, исчез берег Африки. – Часа чрез 3 мы опять увидали песчаные холмы Африки. Это устье <Бору?>,[2] Роситы [3]  не видать было, через час опять показался берег Африки, и больше не видать уже было. – К вечеру нам был небольшой попутный ветер, поставили паруса, взяли румб на Восток. Ночь была тихая и светлая.

 

3 ноября.

 

Сегодня тоже море тихо – слабый попутный ветер. В 3-м часу на горизонте показались туманные горы – это горы Палестины. К ½ 4 часам уже видна была гора, усеянная белыми зданиями, лепившимися один к другому – это Яффа[I], древняя Иоппия – в 4 часа бросили якорь – в городе развеваются четыре флага, <нрзб.> турецкий, греческий, русский и французский. – Пристани в г. Яфе нет, перед самым городом гряды скал – суда должны останавливаться в открытом море – в случае непогоды, все суда, стоящие на якоре в Яфе, спешат в открытое море. Едва мы бросили якорь, пароход наш был окружен десятками двумя лодок, в том числе одна с греческим флагом должна была перевезти Патриарха Иерусал<имского> с парохода. Патриарх пригласил и нас в свою лодку, и просил остановиться у него в Монастыре.[4]–

 

   Яфа.

 

Вся набережная и крыши домов были покрыты греками, собравшимися встретить Его Святейшество. – Как лодки причалили, ударили в колокола, и весь народ встретил Патриарха священными гимнами, – его окружила толпа, прося его благословения и кланяясь ему в ноги. Мы шли за ним, с одной лестницы на другую, с одной террасы на другую, и наконец достигли греческого монастыря, где были приготовлены комнаты для его Святейшества,[5][нам] весь монастырь был набит народом, поздравляли Патриарха с приездом и пр. Когда все разошлись, нам подали шербет, варенье, кофе. В 5 часов мы пошли сделать небольшую прогулку по городу.     

 

В главной части города, т. е. на горе, улицы идут по террасам домов, и спускаясь с террас на террасу мы дошли до набережной, повернули на базар, который хотя и беден, но чрезвычайно оригинален, не так много торгующих, сколько сидящих в кофейнях, за кальяном и кофем, несколько верблюдов, и около них бедуины сидят на корточках, тут обдирают сахарный тростник, и мальчишки сосут его с большим аппетитом. Мы взошли в один сад, – что за роскошь, апельсины, лимоны, финики, аромат какой – это диво. Весь сад изрезан канавками, которые ведут к каждому дереву. Эти канавки наполняются водой посредством бассейна, в который накачивается вода посредством шестерни конским привод<о>м. Из этого сада мы пошли в другой, более обширный, вместо забора кактусы с своими колючками и, что меня удивило, с плодами очень вкусными и сочными. – Пальмы с кистями фиников, апельсинные и лимонные деревья так и гнутся от тяжести плодов. – удивительная [природа], восхитительно<е> богатство природы. –

 

Возвратясь в монастырь, мы обедали с Патриархом в трапезе, за десертом был великолепный арбуз и ароматические гранаты – но более всех фруктов тропических я обрадовался простой русской редьке. – Вечером долго я ходил по террасе. Ночь тихая, лунная, светло, как днем, на горизонте же несколько облачков, и изредка показывалась зарница. – Перед нами стоит пароход. На нем блестят огоньки – хотя море и тихо, но волны с шумом [разбиваются о скалы] пенясь катятся к скалам и разбиваются об них  в мелкие дребезги – в каждую каплю, кажется, смотрит светлый месяц. [6]–

 

Вот мы и в Св<ятой> Земле. Отсюда разлился свет христианства. – Каждый клочок земли здесь драгоценен святыми воспоминаниями для каждого христианина. Эту же страну можно считать колыбелью всех наук. – Здесь была Финикия, – вот видны с террасы стены и бойницы – недаром достались они отважным крестоносцам, – вот воды, по которым пустились первые корабли.

  Утром, после обедни, мы пошли на то место, где по преданию жил Симон Кожевник.[7] – Нас привели в турецкую молельню, – здесь, говорят, был дом Симона, у которого жил Петр Ап<остол> и [Ев.] Пройдя чрез мечеть, мы вышли в двор, выходящий на открытое море, в дворе остатки стены с бойницами, говорят, времен крестоносцев, в дворе же большой колодезь, колода его высечена из одного куска мрамора. Странно, около колодца я нашел обрезки кож, и узнал, что по соседству еще теперь живут кожевники, и здесь промывают кожи. Около колодца развесистый Сикомор и поблизости гряды кактуса, с двора же виден южный от Яфы берег морской до самого мыса Рубима (Рувим,[II] говорят, там его могила).[8] [Отсюда] Здесь, молясь на крыше дома, Петр видел видение. [9]–

 

Недалеко от этого места приют Русский для странников, все в нем чисто, [пр] помещения на 10 кроватей, очень чисто и удобно, с террас вид на море и Иудейские горы. Из приюта мы зашли в Греческую школу. Там до 40 мальчиков учатся по-Гречески, Арабски и Славянски, читать и писать. Из школы мы посетили Католический Монастырь. Монастырь беден, в церкви замечательна картина видения Петра.[10]

 

  5 Ноября. 

 

Еще солнце не взошло, мы уже [был] уложили[IV] свои вещи, и отправили их вперед с вещами Патриарха. У Патриарха были навьючены 5 верблюдов и несколько лошадей, – я с Дядей должны были выехать в 8 часов, сейчас после обедни, чтобы успеть заехать в Лиду и оттуда в Рамлы, поспеть к ужину с Патриархом. Из Яфы мы ехали с час все садами. Пальмы, Маслины, Сикоморы и Кактусы, служащие заборами, имели <ка>кой-то особенный эффект. [до] 1-го привала, мы сделали у деревни [V]   у фонтана, который считается гробницею 7 братий Маккавеев.[11] Этот фонтан целое здание, о 9 куполах, с колоннами впереди и лавками для отдохновения путникам. Тут уже расположился караван бедуинов с их исхудалыми неуклюжими верблюдами. Близ фонтана с горы видны Яфа, [и] море, сады. На этих полях, по преданию, были битвы Маккавеев с Израильтянами.[12]

 

В Лиду мы приехали в 1-м часу. Отдохнув и позавтракав у гостеприимного купца, араба-христианина, я пошел снять вид развалин древ<ней> церкви. По остаткам сохранившимся можно заключить, что храм был велик, колонны чрезвычайно хорошо еще сохранились, капители дивной работы. Часть этого храма принадлежит туркам, к<ото>рые из нее[VI] сделали мечеть, часть сохранившаяся же у христиан состоит из полукружия бывшего алтаря, одной очень хорошо сохранившейся арки с колоннами и развалившийся уже совершенно придел Бож<ией> Матери. Самый же храм основан Юстинианом[VII] на месте казни и муки Св. Вел<икомученика> Поб<едоносца> Георгия [13] (по другим преданиям[VIII] Георгий был замучен в Рамле и по своему предсмертному завещанию был перенесен и погребен в Лиде, месте его жительства). В день Св. Вел<икомученика> Георгия здесь на развалинах служат обедню и большое бывает стечение христиан, даже многие турки приходят поклоняться камню, на котором по преданию была отсечена глава Св. Вел<икомученика>. Тут же в Лиде, близ этих величественных остатков Христианства во время Византийского величия, в бедной мазанке, в каком-то подземелье, закоптелая и темная христианская же церковь, помещающая в себе не более 18 человек, иконостас простой деревянный, полусгнивший,[14] – жители все просят, нельзя ли выхлопотать для них построить другую церковь, – в 2-х видах я срисовал развалины древней церкви и мы уехали. –  

 

На пути Дядю окружили человек 20 Арабов христиан с горячею просьбою о постройке церкви. Все это были жители Лиды, ездившие встречать и поклониться Патриарху в Рамле. В Р<амлу> мы приехали в 6 часов вечера. Нам отвели комнату, ту самую, где останавливался Наполеон I и недавно В<еликий> К<нязь> Константин с семейством.[15] – Я был в бане, потом, поужинав вместе с патриархом,[16] долго еще сидели на террасе. Дивная ночь, светлая, [плоские крыши] террасы, пальмы, развалины стен, башней крестоносцев, видны дальние Иудейские горы. –

 

За три часа до солнца мы оставили Рамлы.[17] Свита патриарха состояла с лишком из 50 человек, считая кавасов* и башибузуков.* Проехав два селения (из которых [одно] последнее было Латрун, место рождения разбойника, покаявшегося на кресте […..][18]) и несколько сторожевых башен, выстроенных по ходатайству Кон<стантина> Ник<олаевича>, для охранения поклонников, мы стали приближаться [к третьему] к ущелью, – при самом входе в него [мы] караван остановился, – Патриарх сошел с лошади, за ним все, расстелили ковры, Патриарх предложил нам кофею и чубуки.

 

Долго я любовался на [пеструю] картину, нас окружающую, – она мне напомнила минувшие времена, биваки в горских экспедициях на Кавказе. В настоящее время мы были в ущелье, шагов в 150 ширины. Голые скалы дикого камня, кой-где поросшие мхом или тернием, на вершин<ах> гор разбросаны там-сям маслины на каменистом грунте. Перед нами на противоположной стороне высохшего ручейка стоит небольшая юрта, кофейня араба. – Здесь-то мы расположились на привал. Вся свита Патриарха разделилась на кружки. Близ нас башибузуки составили свои копья с мохнатыми страусовыми шарами под лезвием, и стали в кружок под маслину. [за тру] Между ними вмешались несколько арабов с их темно-бронзовыми лицами, белыми бурнусами. Один из них что-то рассказывал, другие, куря [свои] трубки, слушали его со вниманием, ну так и кажется, что они вышли из картины Вернета.[19]

 

Отдохнув с ½ часа, наш караван тронулся. Впереди ехали башибузуки, однообразно ударяя в две литавры, прикрепленные к передней луке, передовой башибузук открывал шествие. Ущелье все становилось уже и каменистее, мы ехали в одного человека. Так как с нами было еще несколько вьюков, то весь караван наш растянулся версты 1 ½ или две. Близ развалины какой-то древней мечети, мы сделали опять привал, – часам к 12-ти мы стали спускаться к [Энову] (Абугошу). Здесь нас встретил начальник селения Абугош,[20] с многочисленной свитой, башибузуков и арабов. При въезде в самое селение, близ развалин древней церкви расположен был почетный караул, состоящий из 10 рядовых регулярного войска <и> одного офицера.

 

Пригласили нас в небольшой садик. Под огромным развесистым Сикомором разостланы были ковры, подушки, Патриарх занял первое место, мы около него, на приготовленных местах, начальник селения и офицер турецкий с нами же под деревами. [напротив нас] Начальник башибузуков, на особо устроенном месте в красном плаще и золотом шитых шароварах и куртке, с кальяном, сидел против патриарха. Направо и налево от него жители селения и башибузуки, живописно завернутые в свои плащи, уселись полукружием против нас. Подали нам <глика> (варения, шербета, воды и лимонаду), трубки. После обмена несколькими любезными фразами со стороны начальника деревни и Патриарха, мы поднялись, я осмотрел развалины древней церкви, [она] стены довольно сохранились, еще много видно по стенам следов фресок, и капители на колоннах и пилястры изящной работы. Церковь эта построена Еленой на месте явления Христа Спасителя после воскресенья ученикам.[21]

 

От Абугоша с ¾ часа дороги сначала по отлогости горы, потом небольшой долиной мы доехали до развалин древнего Эмауса,[22] камни развалин древнего Иудейского зодчества – чрез ручей хорошо сохранившийся мост, близ к<ото>рого несколько шатров и мазанок араб<ов>. По всему ущелью или долины, богатые виноградники и фиговые дерев<ья>.

   

Дальнейший наш путь шел в гору, по каменистой и неровной дороге, нам открылись две вершины: увенчанные развалинами. Это <Соба> и Кустул,[23] [с них] с одного из первых, оглянулись мы назад, виднелось море. Один час оставалось до Иерусалима, нетерпение наше все увеличивалось. [наконец в] Не доезжая последнего подъема к Иерусалиму, за ½ часа до города, на встречу [2 слова зачеркнуто] Патриарха выехали духовенство, [некоторые ком…] и большое число жителей, с радостью встретили они давно жданного Патриарха, обе стороны дороги были заставлены народом, провожавшего[IX] весь поезд радостными кликами. Я и дяденька не выдержали ехать шагом за Патриархом, волнение душевное было слишком сильно [чтобы въехать шагом на гору с которой открывался вид на Св. Город] Мы пустили лошадей, хотя уже уставших, по каменистой горе, во весь опор. Доскакав до вершины, я не помню, как я очутился на земле, стоя на коленях, слезы лились у меня градом, предо мной был Св. Иерусалим[X], два купола храма Гроба Господнего, Элеонская гора, Сион, а вдали туманно-фиолетовые Заиорданские горы. – Взоры мои впились в эти святые места, хотя и не мог я их хорошо видеть от слез, наполнявших мои глаза, так пробыл я, [до] пока не поравнялся с нами Патриарх.

 

Целыми толпами увеличивался [1 слово зачеркнуто] поезд наш, человек 50 башибузуков по сторонам гарцевало и джигитовало, монотонная музыка на литаврах все усиливалась – стали мы спускаться к месту Русских построек. Церковь доведена до куполов, дом миссии почти окончен, госпиталь тоже, дом для поклонников начат, дом занимается <занимаемый?> архитектором и еще два другие для служб, уже окончены – вся постройка имеет вид здания прочного, солидного, без излишних украшений, но с большим вкусом, эти постройки составляют разительный контраст с постройками остального города.[24] –

 

Проехав места русских построек, мы поехали около самых стен Иерусалима и въехали в Яфские ворота. Караул Турецкой регулярной армии встретил Патриарха почетным караулом. Проехав ворота, направо мы оставили замок Давыда и повернули влево, где Патриарха встретило духовенство в полном облачении. Патриарх сошел с лошади, мы тоже, народ столпился в переулки, духота и толкотня были страшные, Патриарх в малом облачении шел в сопровождении многочисленного духовенства в по[XI] всем улицам, ведущим в церковь Патриархии, в церкви отслужил краткий молебен. Много взошло в дом Патриарха поздравить его с приездом. <глики>, чубуки и кофей были угoщением.

 

Вечером неожиданно к радости всех христиан крест на хра<ме> Гроба Господнего был иллюминован. Утешительно и торжественно было видеть этот сияющий крест на храме Гроба Господнего. – Со стороны турок не было возражений, потому что Митрополит Мелетий первый раз употребил эту иллюминацию в день [коро] вошествия на трон Султана, что туркам очень понравилось. Теперь же по случаю приезда Патриарха это второй раз иллюминован крест на Св.Храме.[25]

 

Мы выехали из Яфских ворот, поворотив сейчас же налево, к Нижнему Гигонскому Водоему. Дорога идет параллельно стен Иерусалима,[XII] постепенно понижаясь, направо за Н.Гигонским вод<о>емом, гора Злого Совещания, а потом село скудельничье, изрытое глубокими пещерами. Во многих из них живут бедуины, и загоняют в древние жилища мертвых, от непогоды, свои стада. – Гигонское ущелье, понижаясь у подошвы Сиона, соединяется с Силоамской долиной. Как и в древности, здесь самая живая зелень из окрестностей стен Иер<усалима>. От самого Гигонского водоема идут масленичные и фиговые деревья, налево от дороги Силоамский источник, с большим водоемом, против него 1000 летнее дерево пр<орока> Исая, у подножья [горы] скалистого Села Скудельничья, Иосафатова долина соединяется с Гигонским в одно ущелье Кедронского потока, отсюда видна гора Сион, Мория, мечеть Ель-акса, угол стен Иерусал<има>, гробницы Авесалома и Иосифа, и вся Силоамская долина, покрытая зелеными огородами и масле<н>ичными деревьями. Но с Иосафатовой долиной видна Елеонская гора. [С] Дорога идет по правому берегу Кедронского потока, налево деревья фиговые и масленичные.

 

При начале Кедронского ущелья стоит колодец и водоем Пр<орока> Иса<йи>, сюда во врем<ена> Солом<она> соединялись все водопроводы.

 

Здесь были сады Соломона, направо все еще продолжаются пещеры в скалах, некоторые из них очень большие, высечены в камне, с несколькими залами, особенно одна обратила на себя внимание, перед высече<нно>й отвесной стеной в 3 сажени, большая площадка, посреди стены в 2 сажени дверь вышины и 4 ар<шина> ширины, она вводит в заллу в 7 саже<не>й длины и в 2 саж<ени> ширины, по обеим сторонам высечены сидения, вроде лавки, против двери на противоположной стене дверь в 1 ар<шин> в диаметре, сквозь не<е> видна опять залла подобная первой, против этого отверстия другое на противоположной стене, и опять залла, и опять отверстие, далее темнота не позволила видеть. Ни в одной из этих зал не видать ниш погребальных, неужели [они] вся эта анфилада зал служила лишь преддверием погребальной пещеры? – Вблизи и выше на горе еще пещера, но менее, вход в нее двумя арками, между к<ото>рыми каменный столп. – Взойдя в пещеру прямо, и направо, видны верхушки карнизов, дверей, остальное <нрзб>.[XIII]

 

Проехав 3/4 часа от города Кедронским потоком, деревья кончаются, с обеих сторон ущелья дикая природа, голые горы и камни наводят уныние. [26] Кой-где, несмотря на то, что не видать и признаков растительности, встречаются кочующих бедуинов стада, [бедуинов] козы и верблюды пасущиеся [но в двух местах] Почти на ½ дороги к Св. Савве ущелье делает поворот, образуя в входящем углу уступы скал, расположенных амфитеатром, правильность этих уступов меня удивила. [далее у] В 2 часах от Иерусалима направо видна высокая гора, на ней чуть приметны развалины монастыря Св. Феодосия.[27]

  

С ½ часа оттуда начинается ущелье, дикое, скалистое, ширина ущелья очень невелика, глубина же [будет до 60 саженей] значительна. – Скалы отвесные, уступами и изгибами спускаются с высоты к Кедрону, самое русло высохшее Кедрона не более 1[XIV] ½ саженей, местами уже. Дно русла быстро понижается, от чего ущелье делается глубже и глубже. – По обеим сторонам в скалах чернеют, как норки, обиталища отшельников 1-х веков.[28] ½ часа мы ехали хоть по узкой дороге, но обнесенной балюстрадом, – повернув за одну из скал, перед нами предстала обитель Св. Савы, тут я вспомнил слова Даниила игумена: дивно несказанно, кельи приклеены к скалам, как звезды к небесам – и действительно, дивно и чудно: над обрывом скалистым Кедрского потока, обнесенные стеной, лепятся одна келия к другой,[29] две башни, одна, Юстиниана, [вошла в состав ст] составляет верхний исходящий угол обители, а другая вне стен, Ко<нрзб.> соединялась [угол] стеною с Юстиниановой и составляла другой верхний угол обители. –

 

Едва нас завидел сторожевой монах на башне Ю<стиниана>, ударил в колокол, немедленно внизу [у] ворота отворили и вышел целый сонм отшельников нас встречать. Среди небольшого двора стоит часовня, в ней гробница С<в>. Саввы, основателя монастыря. Главная церковь мрачна, но убрана великолепно во вкусе древнем Византийском и Иконостас, и образа. Кроме того, еще здесь есть две небольшие церкви Св. Георгия и Иоанна Дамаскина, в [последней] к<ото>рой он был погребен, но его мощи, так же как и Св. Саввы, вывезены крестоносца<ми> в Венецию. Помещения в монастыре довольно, весь монастырь представляет одно здание, с крыши одного дома входишь в другой, и так незаметно можно дойти, сделав <в>прочем до 400 ступеней, с нижних келей монастыря до основания башни [около] Юстиниана, на ней надпись, хотя и возобновленная, но свидетельствует о том времени ее построения. Около этой башни разведен маленький огород, на одной из террас, <земли> навезено здесь аршина на 2, тут на каких-нибудь 4 квад<ратных> саженях можно найти виноград, гранаты, фиги, салат, капусту, клумбочк<у> цветов и [систерн] резервуар для воды, глубиною не более в 2 арш<ина>.

 

Мы взошли на башню, там сохраняет<ся> библиотека Савинской Лавры, до половины она, надо думать, растаскана путешественниками, каталога нет, библиотекаря нет. Когда мы взошли на верхушку башни, отворили нам сырую и темную комнатку, в к<оторой> [узенькая] бойница заменяет окно, по двум стенам шкапы, и в них как попало стоят книги, на полу же кипа растрепанных бумаг. Игумен чистосердечно признался, что это [обречено на все] как ненужный сор сметен в угол, от него очистили полки, на к<ото>рых стоят книги. Я заглянул в этот хлам и увидел много пергаментов. Прежде, чем заняться шкафами, <мы> принялись работать над хламом и отобрали одно Евангелие (3 ½ Евангелиста) на греч<еском> языке, пергамент XI века, Деяния апостолов, часть кажется того же века, 1 лист палемпсеста[XV], отрывки из библии на пергаменте IX века и много рукописных псалтырей и служебников, хотя все неполные, однако многие из них замечательны. В шкапах на полках вместе с [фило...] хирографами* X и XI века стоят книги очень незначительные. Между печатанными мы нашли много интересных очень изданий конца XV и начала XVI столетия, сколько можно мы отсортировали хирографы и поставили отдельно в шкаф.[30] Кроме этой библиотеки, есть еще два склада в самой церкви, где приведено в маленький порядок, по кр<ай>ней мере, стоят по алфавиту и есть каталог, хотя очень  недостаточный. Большая часть из хирографов здешних перенесена в Крестный монастырь. Третья часть библиотеки, самая незначительная в <келии> для Рус<ских> поклонников (т<ак> наз<ываемой>), тут б<ольшей> ч<астью> славянские, есть 2 или 3 рукописи, но незамечательные, из печатанных книг замечательны издание во Львове [нрзб. Св.] Житие Св. и Триодь цветная, пожертвованная в Назарет быв<шим> Патриархом Никоном, надпись собственноручная.[31] –

 

Мон<астырь> Св. Саввы имеет большие виноградники, сады около Вифлеема и мон<астыря> С<в.> Ге<о>ргия. Доходы с них значительны, но монастырь ими не пользуется, это достояние патриархии. М<онастырь> Саввинский имел свою метохию в Иерусалиме, ныне она взята Патриархией, за то Патриарх обязывается кормить иноков Св. Савы, не обязуясь однако снабжать их одеждой. Поэтому начиная от Игумена, все монахи ничего не имеют, едва необходимую одежду. Пища Саввинской братии чрезвычайно скудная, мы обедали вместе с братией. Игумен Архим<андрит> Иосаф,[32] как и всегда, читал во время трапезы толкование Евангелия, на столе стояло перед каждым тарелка с рисовой кашей, и на маленькой тарелке две рыбки сушеные, кусок хлеба в 1 ½ ф<унта>. По воскресеньям дают по маленькому стакану вина, рыбки эти сушеные не каждый день дают, а лишь по Суб<ботам> и Воскр<есеньям>. Утром после обедни перед входом в церковь в трапезе, все монахи сидят по скамейкам кругом стен, и прислужник разносит в корзине изюм, по пригоршне кладет его каждому на колени, потом разносят хлеб не более в 1 ф<унт> каждый кусок, по чарке водки и чашке кофею. Это составляет дневную порцию Савинских монахов, из нее еще они уделяют на кормление скворцов, к<ото>рые так привыкли, что знают, по каким дням раздают братии изюм, и прилетают сами на террасу за положенной порцией изюма.[33] По ночам приходят в пропасти выть шакалы, и им Саввинская братия не отказывает в куске хлеба. Получив его, шакалы перестают выть и уходят. Все противоположные скалы изрыты глубокими пещерами, это обители отшельников первых веков. –

 

Поразительно дико местоположение Саввинской обители – ни в Сибири, ни на Кавказе не встречал я подобного ущелья. – Глубина ущелья, дикость скал и отовс<ю>ду закрытый горизонт прид<а>ет особенную мрачность обители, которая [стоит] как бы прилеплена к отвесной стене трещины. Тем же путем возвратились мы в Иерусалим. –

  

Чрез несколько дней поехали мы на Иордан.[XVI] Из Иерусалима на Вифанию, где посетили пещеру Лазаря, заехали [на] поклониться камню, где Спаситель встретил сестру Лазаря Марию, потом спустились по крутому спуску к Солнечному Источнику (в Библи<и>) или Апостольский.[34] – Дорога идет более ущельями пустынными, кой-где перевалы, на ½ дороге развалины Хана* Самаритянина. Здесь мы отдохнули и далее. Не доезжая спуска в Иорданскую долину, налево в ущелье вроде обители Св. Саввы, виден оставленный уже монастырь Иоанна Хозевы.[35] – Далее час езды, открылась долина Иорданская, растительность закрыла от нас Иордан, между зеленью виднелась Иерихонская башня, [а] налево 40-дневная гора Соблазн<а>. Направо С<еверная > оконечность Мертвого моря, верст на 5 от моря пески и мертвенная природа, голые горы заключают этот мертвый водоем. По крутому спуску мы съехали в долину Иорданскую, или точнее сказать, Иерихонскую. От самого подножья гор видны повсюду следы обширного города. Так, направо от спуска, с ½ версты от подножья гор, за дорогой, идущей [к Н] долиной, видно обширный [водохранилище, хотя] квадратный фундамент, [вероятно Иудейской постройки но перв] но это постройки Иудейской. Налево же, к горе 40-дневной и прямо по обе стороны источник<а> Хозевита, видны большие курганы, к<ото>рые скрывают вероятно много остатков Иерихона. –

  

Чрез 20 м<инут> мы въехали в рощу масленичных дерев, разросшихся между протоками источника и в самом русле. Источник пересекается огромным водопроводом, котор<ого> 2-х этажные арки, поросшие зеленью и обвитые плющом, служат как бы воротами для въезда на место древнего Иерихона, отсюда все чаще попадаются курганы, из-под к<ото>рых выглядывают громадные камни, сросшиеся от веков. Смеркалось. Мы доехали до небольшой и грязной группы мазанок, заросшими в зелени, [близ этого] тут же около селения стоит почерневшая от веков башня полуразрушенная, это и есть Иерихон. Мы взошли в башню по узенькой и грязной каменной лестнице, на вершине ее под тростниковым щитом устроены 3 угла для жилища бедуинов и башибузуков, к<ото>рые обыкновенно составляют конв<ой> путешественников. Одна комната, если можно так назвать закоптелую конуру, впрочем, довольно просторную для 10 человек, назначена для поклонников.

  31 Декаб<ря>. Поклонившись Гробу Господнему и Св. Голгофе, мы простились с Патриархом, поблагодарив его, сколько можно словами выразить искреннюю признательность за все внимания, к<ото>рые он нам оказывал в продолжение 2 месяцев, мы пошли в Гефсиманию. Поклонившись Гробу Пресвятой Богородицы и от<слушав> там молебен, мы сели на лошадей. Подъезжая к русским постройкам, проливной дождь нас заставил часа на два остановиться у Еппингера,[36] где как и всегда мы были приняты радушными хозяевами на русской земле. Дождь стал слабее и мы опять сели на лошадей – на вершине г<оры> Скопус мы простились с Иерусалимом. Грустное чувство овладевает душой, прощаясь с святыми местами. –

 

Нас провожали От<ец> Христофор, От<ец> Мокеит и Gary Selam.[37] Погода стала немного лучше, смеркалось. Мы проехали Колонию,  древ<ний> Эмаус. Мост чрез поток хорошо сохранился. Развалины чрезвычайно значительны, многие камни древней Еврейской тески ( )[XVII] большой величины. Отсюда идут сады виноградные, масленичные, фиговые. Чрез ¾ часа мы подъезжали к Абу-Гошу – Абу-Гош нас принял в своем доме, очень радушно по Азиат<скому> обычаю, он начальник горских народов, бедуин, он охраняет путь поклонников в ущелье, за то Патриархия платит за него подати Тур<ецкому> Прав<ительству>.[38] –  

 

Всю ночь шел дождь, в 9 часов мы выехали от Абу-Гоша. Погода прояснилась, – в ущелье дорога испорчена, сильный поток течет по дороге во многих местах. Выехав из ущелья, мы оставили с<ело> Латрун направо, налево видны [были] остатки б<ольшого> моста и водопровода, на дороге, не доезжая моста, б<ольшой> колодец. Чрез часа 1 ½ мы подъезжали к бедуинск<ой> деревне, от нее поехали [в] прямо, ½ часа [до] ехали без дороги по глинистой почве, наконец завязли, чуть выбрались из этой грязи, вернулись назад в деревню, у бедуинов нашли приют от дождя, выпили по чашке кофию, взяли провожатых и благополучно добрались до Рамы.[39] Здесь были приняты радушно стариком игуменом, но к несчастью, поставили нам в комнату мангал, от кот<оро>го мы угорели, особенно дядя. В 12 часов мы пошли в церковь встретить новый год.[40]