ЖУРНАЛ "ПРАВОСЛАВНЫЙ ПОКЛОННИК НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ"

Осень 2005 года

 

---

 

ИЗДАНИЕ МОСКОВСКОЙ КОМИССИИ НАРОДНЫХ ЧТЕНИЙ

 

Москва.

 Склад издания у К.И.Тихомирова, Комиссионера Комисси Народных Чтений.

Кузнецкий мост. Книжный магазин.

1895.

---

 

     Я хочу разсказать вамъ про Святую землю, Палестину, и про городъ Старый Иерусалимъ.

     Эта земля далеко отъ насъ, прямо на пол­день. Нужно проехать 1,400 верстъ по железной дороги да потомъ 2,500 верстъ моремъ, чтобы добраться до Иерусалима.

     Прежде дорогъ и труденъ былъ путь въ Иерусалимъ, но теперь всякому легко туда съездить. У насъ въ России есть Православ­ное Палестинское Общество, которое выдаетъ желающимъ книжки съ билетами. Такая кни­жечка стоитъ 52 р. Съ этой книжкой можно доехать до Иерусалима и вернуться назадъ въ Москву, не платя больше ничего.

     Следовательно, весь путь отъ Москвы и обратно будетъ стоить 52 р., если не счи­тать харчей. А где купить книжку Православнаго Палестинскаго Общества —каждому

узнать не трудно.

     Чтобы добраться изъ Москвы до Иepycaлима, нужно ехать по Курской железной дороге на Курскъ, Киевъ и Одессу. Городъ Одесса стоитъ на берегу Чернаго моря.

Въ Одессе мы садимся на большой пароходъ и, при звоне колоколовъ къ вечерне, тихо выходимъ въ открытое море.

     Сорокъ часовъ плывемъ мы, не видя береговъ, только вода да небо, и наконецъ приходимъ въ турецмй городъ Константинополь или Царьградъ.

     Въ Константинополе пароходъ стоитъ день или два, и въ это время мы успеемъ посмотреть городъ и его главную святыню—храмъ Софшский, который былъ прежде православнымъ храмомъ, а теперь турки сделали изъ него мечеть.

     Оставив Царьградъ, пароходъ опять идетъ моремъ и идетъ долго, дней 12. По пути онъ заходитъ въ Смирну и еще въ другие турецкиe города, и наконецъ показывается берегъ Палестины. Многие русские не спятъ всю ночь, чтобы съ первымъ проблескомъ утренней за­ри увидать Святую землю.

     Пароходъ подходитъ къ городу Яффе. Этотъ городъ похожъ на груду домовъ, которые тесно прилепились другъ къ другу. Подойти къ Яффе вплотную пароходъ не можетъ; передъ городомъ, въ море, есть гряда подводныхъ камней, и волны съ шумомъ разбиваются объ нее. Поэтому пароходъ ста­новится на якоре за целую версту отъ бе­рега, и нужно уже въ лодке плыть въЯффу.

     Едва только нашъ пароходъ бросилъ якорь и остановился, какъ его окружаютъ сотни лодокъ, где сидятъ загорелые, смуглые арабы.

     Имъ, вроде какъ у насъ извощикамъ, хо­чется найти себе пассажира, чтобы свезти его на берегъ и получить плату. Все они кидаются на пароходъ. Черныя, коричневыя, серыя, смуглыя и белыя лица лезутъ другъ черезъ друга по лесенке парохода (по трапу), кулаки сердито взмахиваютъ по воздуху, лица искажаются гневомъ, все  кричатъ, бранят­ся, машутъ руками, опрокидываютъ другъ друга. Висячая  лесенка трапа трещитъ отъ этого   неистоваго напора и, кажется, вотъ-вотъ загремит внизъ со всею этой уцепившеюся за    нее   толпой. Чемоданы пассажировъ расхватываются  дерзкими ру­ками, безъ спроса и торга, неистово тащутся къ борту и шлепаются оттуда внизъ, на ка­чающиеся лодки.  Арабы, овладевъ  пожит­ками, вполне уверены, что пассажиры сами разыщутъ ихъ и волей-неволей очутятся въ ихъ лодкахъ. Но самые  дерзкие не доволь­ствуются пожитками-, они хватаютъ такъ-же безцеремонно и самихъ  пассажировъ  и на­сильно тащутъ ихъ въ свои лодки.

     Но вотъ мы и на набережной Яффы. Эта набережная узка, тесна, плохо вымощена и до того загромождена вечно толкущимся народомъ, осликами и верблюдами, что по ней трудно пробраться, особенно въ дни прибы­тия пароходовъ. Когда русский богомолецъ высадится на эту набережную, когда онъ почувствуетъ подъ собою твердую землю, то въ эту минуту онъ забываетъ все. Не слыша гама и шума толпы, галдящей на набережной, онъ не стесняется открыто выражать чувства, наполнякшця его сердце,—падаетъ ницъ и целуетъ священную землю.

     Яффа красива только издали, но когда взойдешь въ нее, то сейчасъ видишь, что это плохой городишко. Улицы темныя, узкия, грязныя, иногда ступенями идутъ въ гору, такъ что по нимъ идти все равно, что лезть на колокольню Ивана Великаго. Путешествовать по нимъ въ жаркий день да еще съ багажомъ очень тяжко. А солнце въ Палестине греетъ ведь не по-нашему. Палестина нахо­дится въ теплыхъ краяхъ, где зимы никогда не бываетъ и где солнце прожигаетъ на­сквозь человека.

     Что хорошо въ Яффе, такъ это не городъ, а сады, которые окружаютъ его полукругомъ верстъ на восемь. Во всемъ мире, я думаю, мало такихъ роскошныхъ садовъ. Это целые лиса изъ апельсинныхъ деревьевъ, и къ нимъ примешиваются абрикосы, персики, миндаль.

     Ежегодно сотни тысячъ апельсиновъ везется изъ Яффы въ наши страны. Въ Феврале месяце апельсинный деревья начинаютъ цвести, и тогда, подплывая на пароход въ Яффу, можно уже за 2 версты слышать чу­десный запахъ этихъ цвйтовъ.

     Такъ какъ дождя въ Яффе все лито почти не бываетъ—онъ идетъ тамъ  только въ декабре, январе и феврале — то Яффские сады необходимо поливать, чтобы они не посохли. Но дело въ томъ, что кругомъ Яффы нетъ ни одного ручья. Поэтому тамъ въ каждомъ саду выкопанъ колодезь, изъ  котораго целый день черпаютъ воду и подиваютъ сады. Разстояние отъ Яффы до Иерусалима тоже самое, что между Москвой и Троице-Cepгиевой Лаврой, т. е. около 70 верстъ. Недурное шоссе и железная дорога соединяют эти два города. Добраться до Иерусалима можно раз­ными способами. Можно ехать по железной дороге, какъ и делаютъ ныне большею ча­стью богомольцы; можно ехать верхомъ на лошади; можно ехать верхомъ на осле; можно ехать въ немецкомъ фургоне. Но лучше всего идти пешкомъ, взявъ въ  руку палочку, да закинувъ за плеча котомку съ самымъ необходимымъ добромъ.

     Черезъ 1/2 часа пути дорога выходитъ изъ садовъ яффскихъ и вьется по ровному месту, между полей, нивъ и деревушекъ. Идя по этой дороге, мы увидимъ много любопытнаго. Старинные полуразрушенные колодцы ютятся въ зелени, а возле нихъ толпы женщинъ въ техъ-же одеждахъ, съ такими-же кувшинами, какия были во время Рахили и Лавана; огром­ные арабы ждутъ на крошечныхъ осликахъ; стада овецъ ожидаютъ своей очереди напиться у колодца; пастухи наигрываютъ на свирели; женщины идутъ съ фрук­тами на рынокъ въ Яффу; арабы на верблюдахъ, на лошадяхъ, на ослахъ. А вдали синеютъ Иудейские горы, на которыя смотрелъ еще Авраамъ и Ной.

     Когда мы пройдемъ верстъ 30, то начнется подъемъ на горы Иудейския. Иерусалимъ стоитъ высоко на горахъ, на версту выше Яффы и потому намъ приходится подниматься круто вверхъ. Дорога идетъ лощиной довольно дикаго   вида,   где прежде частенько   грабили богомольцевъ, но теперь грабежей давно уже не случается. Сначала, внизу, горы покрыты зеленью, и безпрестанно видишь сады, вино­градники, рощи  оливковыхъ  деревьевъ. Но чемъ выше, темъ скалы становятся печаль­нее, каменистее. Окрестности   Иepyсалима имеютъ безжизненный видъ—одинъ серо-желтый камень, палимый солнцем.

     Поднявшись на гору, мы замечаемъ сперва Вифлеемъ, Элеонскую гору съ русской церковью на ея вершине и другия постройки. Наконецъ показывается вдали и самъ трижды благословенный Иерусалимъ.

     Никакими   словами   нельзя   выразить   те чувства,   которыя   наполняютъ  сердце   русскаго богомольца при виде Святого города. Осенивъ  себя  крестнымъ   знамениемъ,   онъ кладетъ земные поклоны и потомъ долго-долго молча смотритъ на городъ, и слезы текутъ по щекамъ его.

     Иерусалимъ, Иерусалимъ, камнями побивавший посланныхъ къ тебе! Былъ-ли когда-нибудь на свете городъ, судьба котораго была бы столь печальна, какъ твоя? Сущетвовалъ-ли когда-нибудь на свете другой городъ, который былъ-бы столько разъ разрушенъ, созданъ снова и вновь разрушенъ до основания? Настоящий Иерусалимъ стоитъ на развалинахъ много разъ погибавшаго древняго Иерусалима; саженъ на 6 или на 7 вглубь идутъ эти развалины-, груды мусора и пепла завалили собою те камни, которые попирались ногою Христовой. Но всегда, во все времена, Иерусалимъ стоялъ на техъ-же шести холмахъ, на которыхъ стоитъ и поныне.

     Иерусалимъ былъ построенъ 4.000 летъ тому назадъ. При царе Соломоне, сыне Давидовомъ, онъ достигъ высшаго величия и блеска и справедливо считался однимъ изъ величайшихъ городовъ Mиpa. Но съ этихъ поръ его разоряли несчетное число разъ. Наконецъ, онъ подиалъ подъ власть римлянъ, которые назначили правителемъ въ Иepycaлимъ Понтия Пилата; при немъ-то и былъ риспятъ на кресте Иисусъ Христосъ. Черезъ несколько летъ после смерти и воскресения Христа, евреи осмелились возмутиться противъ Рима, и тогда римский полководецъ съ огромной армией осадилъ Иерусалимъ. Жители защищались отчаянно, но голодъ, болезни, пожары заставили  ихъ  сдаться. Беглецовъ распинали передъ стенами, пленниковъ бросали въ огонь. Когда    наконецъ городъ былъ взятъ, то отъ 1/2 миллиона жите­лей осталось  едва  несколько   тысячъ человекъ. Иерусалимъ былъ разрушенъ до основания, евреи были изгнаны   отсюда и разсеялись по всей земле.  Впоследствии Иepyсалимъ захватили турки, которые владеютъ имъ и теперь. Эти стены, которыя вы видите теперь, построены турками.

     Такова была судьба многострадальнаго го­рода. Подойдемъ-же къ нему поближе, посмотримъ, чемъ сталъ онъ теперь.

     Не доходя 1/4 версты до Иерусалима,  мы замечаемъ съ левой стороны дороги обширныя каменныя строения и пятиглавый храмъ среди нихъ. Это наше русское подворье, рус­ская церковь, это уголокъ России въ далекой Палестине.

     Все это сооружено на деньги, которыя со­бирались и жертвовались во всей России. Великолепный соборъ во имя Св. Троицы построенъ въ форме креста, а вокругъ него расположены помещения для консульства, для больницы, для духовной миссии, нумера для богомольцеиъ, рассчитанные почти на тысячу человекъ, и большие выложенные камнемъ бассейны для воды. Въ Иерусалиме нетъ дру­гой воды кроме дождевой, которую собираютъ въ бассейны. А дожди, какъ я говорилъ уже, бываютъ въ Палестине только въ декабре, январе и Феврале.

     Мы останавливаемся на русскомъ подворье, въ одномъ изъ его нумеровъ. Къ празднику Пасхи эти нумера бываютъ переполнены богомольцами, но въ иное время здесь довольно места для всехъ.

     Переночевавъ на подворье, мы на утро идемъ нъ Иерусалимъ. Я сказалъ уже, что Святой городъ весь обнесенъ стеною; въ той стене шесть воротъ. Мы входимъ въ него черезъ Яффския ворота.

     Святой городъ теперь совсемъ ужъ не то, чемь былъ прежде. Блескъ города Давида и Соломона померкъ на-веки съ техъ поръ, какъ римская армия не оставила   въ нем камня на камне. Вся радость и красота Иepyсалима исчезли съ техъ поръ. Мерзость запустения покрыла его. Печаль и уныние царятъ въ немъ. Узкия, кривыя, дурно вымощенныя улички, нередко совсемъ темныя и душныя,   заваленная  разной дрянью; дома съ   низкими, всегда запертыми дверями и съ окнами, заделанными решетками; нигде ни дерева, ни цветочка,—все это произво­дить тяжелое впечатление. Вдобавокъ улицы иногда поднимаются въ гору такъ, что при­ходится идти по ступенямъ.

    Пройдя изъ Яффскихъ воротъ  прямо   по улице Давида, потомъ повернувъ налево въ улицу  Христианскую, потом—пройдя еще нисколько переулковъ и спустившись по ступенькамъ внизъ, мы выходимъ на пло­щадку Храма Воскресения, величайшего по святости храма на земли.

     Храмъ занимаетъ обширное пространство, разделенное между православными, католиками и армянами. Сверху его покрываютъ два купола, увенчанные крестами. Въ этомъ Храме находятся главнейшая святыни всехъ христианъ: здесь Голгофа, где былъ распятъ Спаситель, здесь и та пещера, где онъ былъ погребенъ.

     Внутри храма построена мраморная часов­ня. Она называется по-гречески Кувуклия. Снаружи и внутри часовни и день, и ночь теплится множество свечъ и золотыхъ ламиадъ. Подле нея стоитъ постоянно толпа богомольцевъ, пришедшихъ сюда за многия тысячи верстъ. Внутрь ихъ пускаютъ по 2, по 3 человека, и они входятъ въ часовню на коленахъ, целуя мраморный полъ и проливая слезы умиления. Что-же въ этой часовне? Что влечетъ къ ней христианъ? Здесь та пещера, въ которую былъ положенъ Христосъ, здесь тотъ камень, который закрывалъ входъ въ пещеру и который былъ отвален Ангеломъ. Здесь совершилось то, о чем повествуетъ евангелистъ Матфей: «Въ вечер же субботный, свитающи во едину оть субботъ, пришла Mapия Магдалина и другая Mapия видеть гробъ. И вотъ земля содрогнулась, ибо Ангелъ Господень,сошедши съ небесъ, приступивъ, отвалилъ камень отъ двери гроба и сиделъ на немъ. Видъже его былъ какъ молния и одежда его бела—как снегъ. И устрашились стражники и пали какъ мертвые. Ангелъ-же, обративъ речь къ женщинамъ, сказалъ: „не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете   Иисуса распятаго. Его нетъ здесь: онъ воскресъ, какъ сказалъ".

     Осмотревъ храмъ Воскресения и его свя­тыни, пойдешь на обширную площадь, на которой стоитъ знаменитая турецкая мечеть, называемая мечетью Омара.

     Вся эта площадь возвышенна и вымощена мраморомъ; восемь широкихъ лестницъ  ведутъ на нее, а посредине стоитъ мечеть, одна изъ самыхъ красивыхъ турецкихъ мечетей. Внутрь нея турки не пускаютъ христианъ; но такъ какъ у турокъ все можно сделать, если дать бакшишъ (взятку), то и мы можемъ пройти туда. Внутри мечети, посреди мраморнаго пола, высовывается огромный камень иди скала, обнесенная вызолоченной решеткой. Магометане очень чтутъ этотъ ка­мень и поклоняются ему.

     Но для насъ мечеть Омара интересна по другой причине. На томъ самомъ месте, где стоитъ эта мечеть, прежде стоялъ храмъ Соломононъ, первый храмъ, сооруженный истинному Богу. Объ этомъ-то храме повествуется у евангелиста Марка: „Когда выходилъ Иисусъ изъ храма, говоритъ Ему одинъ изъ учениковъ Его: „Учитель посмотри, какие камни и какия здания". Иисусъ ска­залъ ему въ ответъ: „видишь сии великия здания? Все это будетъ разрушено, такъ что не останется камня на камни". Храмъ былъ разрушенъ при взятии Иерусалима римлянами. Впоследствии арабский царь Омаръ взялъ Иерусалимъ и построилъ мечеть на месте храма Соломонова.

     Евреямъ строго воспрещено входить даже во дворъ мечети. А между темъ это место так дорого для нихъ: здесь была ихъ главная святыня. И вотъ они, накануне субботы, собираются возле стены, которая названа, «стеной плача»; она построена изъ огромныхъ камней и вероятно, составляетъ остатокъ той ограды, которая никогда окружала храмъ Соломона. Собравшись вместе у стены, евреи оплакиваютъ свое несчастье, свое падете, оплакиваютъ гибель святого и чуднаго храма, где молились отцы ихъ. Неко­торые прижимаютъ губы къ щелямъ стены, какъ-бы умоляя   кого-то невидимо  присутствующего тамъ: другие испускаютъ   вопли отчаяния-, камни въ некоторыхъ местахъ сде­лались гладкими отъ поцелуевъ. Старики, дети, мужчины и женщины,   собравшись вместе, поютъ плачевнымъ голосомъ свои священныя песни объ утраченномъ Иepycaлиме, покрывая поцелуями камни и уда­ряясь въ нихъ головой.

Поздно вечеромъ возвращаемся мы съ на­шей прогулки по Иерусалиму подъ  гостеприимный кровъ русскаго подворья, а на утро, рано-рано, мы уже снова въ   путь,— идемъ взглянуть на  Вифлеемъ  съ его безсмертной славой.

     До Вифлеема всего верстъ 7 или 8 отъ Иерусалима. Это маленький городокъ, такой же на видъ, какъ и все вообще города Па­лестины. Дома съ плоскими крышами, кривыя и узкия улицы. Жители въ немъ только и занимаются, что продаютъ богомольцамъ четки, крестики и даже землю изъ этихъ святыхъ местъ. Пройдя весь городъ, мы подходимъ к монастырю съ толстыми сте­нами, съ миленькой железной дверью. Гречecкиe монахи радушно встречаютъ насъ и идутъ въ церковь, изъ которой можно сойти в пещеру, где, по преданию, родился Спаситель и были положенъ въ ясли.

     Вечеромъ, на закате солнца, мы возвра­щаемся късебе, въ русское подворье. Приятно и легко дышется въ прохладномъ вечернемъ воздухе, и на душе такъ спокойно и тихо. И сладко спится въ обители после всей этой ходьбы.

     Теперь намъ предстоитъ трудное и инте­ресное путешествие, путешествие къ Мертвому морю и  къ реке Иордану.

     Пускаться къ Мертвому морю одному, безъ провожатыхъ, нельзя. Во-первыхъ, тамъ не совсемъ безопасно отъ разбойниковъ - арабонъ, а во-вторыхъ, можетъ случиться солнечный ударъ на раскаленныхъ берегахъ Мертваго моря, и тогда легко погибнуть безъ людской помощи. Поэтому лучше всего отпра­виться туда въ обществе несколькихъ человекъ. Отъ Иерусалима до Мертваго моря верстъ 30. Чтобы добраться до него, нужно спуститься съ Иудейскихъ горъ по глубокой лощине. Мертвое море лежитъ какъ-бы въ огромной яме, почти на 700 саженъ ниже Иерусалима.

     Мертвое море имеетъ 70 верстъ въ длину и отъ 15 до 20 верстъ въ ширину.

Въ его водахъ не можетъ жить никакое живое существо: ни рыба, ни растение. Это происходить отъ того, что вода въ немъ очень соленая, какъ самый крепкий разсолъ. Она, какъ говорятъ, насыщена солью, т.е. въ ней столько соли, что уж больше ея не можетъ   тамъ распуститься. Отъ этого въ немъ гибнетъ все живое. Въ него вливается река Иорданъ и приноситъ свежия древесныя ветви съ своихъ береговъ, но эти ветви, попавъ въ Мертвое море, сейчасъ-же умираютъ и во время бури выбрасываются  на берега.   Они белеютъ тамъ, словно кости погибшихъ животныхъ.

     Густая, насыщенная вода Мертваго моря выталкиваетъ тело человека и не даетъ ему тонуть. Говорятъ, что въ старину одинъ императоръ велелъ бросить въ Мертвое море связанныхъ преступниковъ, и они плавали тамъ, какъ пробки.

     И берега Мертваго моря совершенно пу­стынны. Тамъ не увидишь жилья человека, нетъ тамъ ни дерева, ни кустика, ни былинки. Одни только нагретыя солнцемъ скалы, да песокъ, пропитанный солью. Отъ этого Мертвое море всегда наводило страхъ на людей. Въ Библии повествуется, что на месте этого моря стояли прежде города Содомъ и Гоморра, которые были прокляты Богомъ за грехи ихъ жителей и сожжены небеснымъ огнемъ. Арабы утверждаютъ, будто они слы­шатъ иногда глухие стоны и вопли, раздающееся изь подъ земли. Но это скорее всего не стоны и не поили людей, а шумъ волнъ Мертваго моря, который бьются о прибрежные   утесы, изобилуюпце трещинами и пу­стотами.

     Однакожъ, какъ ни страшно Мертвое море, но оно все же имеетъ въ себе много красоты. Его темно-синяя вода, разноцветный скалы береговъ, тишина, безлюдье, все это производить глубокое впечатление. Въ жаркий летний полдень хрустально-прозрачная вода его такъ и манить къ себе, такъ и хочется искупаться въ немъ. Искупаться можно безъ вреда, только съ никоторою осторожностью и не следуетъ долго оста­ваться въ воде. Одинъ русский путешественникъ, который изъездилъ всю Палестину, следующимъ образомъ разсказываетъ, какъ онъ купался въ Мертвомъ море

„Знойный полдень былъ въ полномъ раз­гар*. Чистая, прозрачная, какъ кристаллъ, вода такъ манила меня въ свои светлый струи, такъ дышала свежестью, что нельзя было удержаться, чтобы не броситься въ нее. Не прошло и двухъ минутъ, какъ я уже раздался и бросился въ Мертвое море.

     „Прохлада сразу охватила меня и потянула дальше. И чемъ дальше входил я в прозрачную воду, тем сильнее хотелось подви­гаться впередъ.

     «..После первого благотворного ощущешя прохлады, появилось еще новое чувство: я заметилъ, что стало как-то легче, что вода держитъ меня, словно щепку, брошенную на поверхность. Однако, руки и ноги мои долж­ны были преодолевать сильное препятствие, чтобы подвигать вперед тело, хотя оно и плавало, какъ пробка. Рука какъ-то чувст­вовала густоту воды и ударить рукой по воде было больно, словно ударяешь по доске.

     „Более получаса пробылъ я въ воде Мертваго моря. Передъ тмъ какъ выходить, я вздумалъ лечь, скрестивши руки, на поверх­ности моря. Сначала это удалось мне отлично, но потомъ, вероятно покачнувшись, я потерялъ равновесие и повернулся головой внизъ. Я поспешилъ избавиться отъ этого положения, но не успел еще хорошенько придти въ себя, как страшное жжение въ глазахъ, во рту, въ ногу и въ горле заставило меня стремглавъ броситься къ берегу. Жжение было такъ сильно, что я чуть не кричалъ отъ боли. Представьте себе, что въ глаза ваши попалъ растворъ мыла, что въ ротъ и въ носъ вамъ всыпанъ табакъ или горчица—тогда вы бу­дете иметь поняие о томъ, что я почувствовалъ, окунувшись въ воду Мертваго моря. Закрывъ глаза отъ нестерпимой боли, чихая, кашляя и выплевывая частицы соленой воды, я какъ сумасшедший выскочилъ изъ воды и помчался къ моему проводнику Осману, прося у него дать мнй хоть немного пресной воды, чтобы промыть глазе. Увидя меня въ такомъ виде, Османъ обомлелъ отъ изумления. Съ его помощью, изведя весь запасъ присной воды, я немного облегчилъ резь въ глазахъ, хотя они были красны, какъ у кролика. Потомъ я, какъ былъ, вскочилъ на лошадь и помчался бешенымъ галопомъ по направлению къ реке Иордану.

     „Все тело мое, не смотря на то, что оно было обвеяно ветромъ, все-таки оставалось влажнымъ. Какая-то липкая, жирная на ощупь смазка покрывала меня. Волосы покрылись тою-же липкою смазкою и до того склеились, что их нельзя было разлепить . Все тело слегка чесалось, а когда я попробовалъ лизнуть свою руку, то ощущение было до того жгуче, что я уже больше не повторялъ второго опыта. Все мое тело было как бы просолено.

     „Наконець я достиг реки Иордана. Нечего и говорить,  съ какою радостью я соскочилъ съ коня и бросился въ речныя воды. Я упивался, захлебывался   иорданской   водой, мыл въ ней все тело, полоскалъ ротъ, брызгалъ въ глаза. Только после продолжительнаго  купанья  удалось мне избавиться вполне отъ действия воды Мертваго моря".

     Я сказалъ уже вамъ, что въ Мертвое море вливается священная река Иордаиъ. Эта река начинается   въ   высокихъ горахъ многими чистыми ручьями.  Сперва Иорданъ впадаетъ въ небольшое озеро, которое называется Генисаретскимъ.

     Сколько святыхъ воспоминаний воскресаетъ при одномь имени этого озера. На его берегахъ Иисус изь Назарета выбралъ Себе учениковъ между простыми рыбаками; здесь Спаситель мира говориль притчи и поучения народу, ходившему за нимъ толпой; здесь совершилъ Онъ многия чудеса; на этомъ же озере устрашенные ученики увидели своего Учителя, идущаго къ нимъ въ бурную ночь по воде.

     Выйдя изъ Геннисаретскаго озера, Иорданъ течетъ быстро и шумно по камнямъ,   окаймленный съ обеихъ сторонъ деревьями. Сюда, къ его священнымъ водамъ,   приходятъ къ празднику Крещения целыя караваны богомольцевъ изъ Иepyсалима, караваны въ нис­колько тысячъ человекъ, преимущественно русскихъ. Съ молитвой выступаютъ они изъ Иерусалима, съ молитвой проходятъ Елеонъ и Вифанию, и караванъ ихъ растягивается на целыя версты по склонамъ горъ Иудейскихъ. Впереди  едетъ  греческое духовенство; оно спешитъ попасть на Иорданъ раньше прибытия каравана, чтобы приготовить тамъ все нужное для служения. На берегу Иордана, въ томъ месте, где, по преданно, совершилось Крещение, на небольшой прогалинки среди леса, разбита палатка съ временной церко­вью. Здесь, когда соберутся все, начинается богослужение и водосвятие. Потом все присутствующие в чистых рубашках бросаются в реку и спешат окунуться в ея священные воды.

     Зеленеющая, цветущая долина. По сторонамъ ея, вдали, холмы и горы. Посредине долины извивается лентой неширокая темная полоса Иордана, и деревья склонились надъ нимъ.

     Разноцветная толпа поклонниковъ, въ разнообразныхъ одеждахъ, съ загорелыми, запыленными лицами, расположилась на берегу, подъ тенью деревьевъ. Одни вышли изъ воды, другие еще въ реке, третьи, крестясь, спу­скаются въ воду.

     Вонъ, въ стороне отъ другихъ, приютилась подъ деревомъ старушка въ беломъ платке и синемъ сарафане. Выложила она изъ по­ходной сумы, что на плечахъ несла откуда-нибудь из, Ярославской губернии, выбеленный на снегу рушничек (полотенце), потомъ образокъ и прислонили ого къ дереву на разостланномъ полотенце наконецъ отвязала отъ сумки маленькое белое ведерочко для воды...

     Вотъ она набожно перекрестилась, съ молит­вою вошла въ реку, окунулась, вышла потомъ, ведерочкомъ почерпнула иорданской воды, поклонилась трижды въ землю тому месту, надъ которымъ небеса разверзались и Духъ Святой спускался „въ виде голубине", и, стоя,  съ  благоговениемъ отпила святой воды. Какая отрадная, счастливая улыбка озарила ея морщинистое, доброе русское лицо. И села старушка на землю, къ своей суме, нашла въ пестромъ мешечке черные дорож­ные сухари, взяла ихъ и задумалась... Су­хари напомнили ей далекую родину, а тамъ — недавно схороненнаго сына...

     И бережно понесетъ она черезъ моря и реки святую иорданскую водицу въ свою родимую деревню, въ свою Богомъ хранимую избушку, понесетъ она завернутые въ чистомъ полотне святые камушки съ горы Фавора, и травку изъ Гефсиманскаго сада, и пальмо­вую витку со свечей, что держала въ рукахъ на заутрене  Светлаго Воскресения у Гроба Господня... Поставитъ  дома все это къ образамъ, водицей напоитъ дътей своихъ   и внучатъ... До самой смерти будет она, кре­стясь, разсказывать о чудесах Св. Земли и въ смертный чась мирно отдастъ душу свою Богу, который сподобилъ ее, недостойную, поклониться Живононосному Гробу и омыть грешное тело въ струяхъ иорданскихъ.

     Да, много счастья, много утешения скорбящимъ, страждущимъ людямъ даетъ Палестина. Желаю вамъ всемъ побывать тамъ и своими глазами увидать и то, что я разсказалъ, и еще многое другой, о чемъ я не могъ разсказать вамъ за недостатком времени.