Эмир Гисн-Кайфы участвует в джихаде

...Мне сказали, что приближенные и придворные спрашивали о его намерениях, и он отвечал им: «Я не сделаю ни шагу отсюда, ибо Hyp эд-Дин, чье сердце иссушено постами и молитвами, бросится навстречу опасностям и погибнет вместе с теми, кто будет его сопровождать». Они все одобрили принятое им решение, но на следующий же день он отдал войскам приказ готовиться к джихаду. Тогда те же люди сказали ему: «То, что вы посчитали вчера правильным, сегодня перестало быть таковым? Вчера мы оставили вас в добром расположении духа, а теперь вы пребываете в противоположном настроении». Он ответил им: «Hyp эд-Дин так поступил со мной, что если я не приду ему на помощь, мои же подданные восстанут против меня и свергнут меня с поста правителя. Этот человек поддерживал отношения с жителями моих государств, которые безгранично преданы ему, они умерщвляют плоть и отказываются от всего мирского. Он рассказывает им о бедах, которые мусульмане терпят от франков, и о том, как они страдают от убийств, рабства и грабежей. Затем он призывает этих людей помочь ему молитвами и воодушевлять простои народ присоединиться к джихаду. Каждый из них восседает в мечети в окружении своих друзей и последователей, там он читает им письма Hyp эд-Дина, так что они проливают слезы, проклинают меня и призывают на мою голову Божью кару. Поэтому мне необходимо выполнить просьбу, с которой он ко мне обратился». Он подготовился к походу и выступил со всей армией, чтобы присоединиться к Hyp эд-Дину.

Ибн аль-Асир

В это время на землях ислама каждый знал, что со смертью атабека его политика рухнет; эмиры вернулись в свои владения, где укрылись в ожидании дальнейших событий, солдаты возвратились домой. Пока султан не назначил нового атабека, который, возможно, сумел бы заставить признать свою власть, в Сиро-Палестинском государстве царила анархия.

Процесс деградации, однако, остановился, ибо Зенги удалось создать — и этот факт заслуживает особого внимания — ореол законности вокруг своего имени и привить эмирам понятие безоговорочной преданности. Этот рефлекс, которого прежде не существовало в мусульманской Сирии, сыграл свою роль, и ко власти пришли два сына Зенги: старший, Саиф эд-Дин Гази стал править в Мосуле, младший, Нуреддин Махмуд — в Алеппо.

Франкские князья Северной Сирии также попытались воспользоваться смерью атабека и ожидаемой анархией, чтобы поправить собственные дела. Раймунд де Пуатье, князь Антиохии, попытался напасть на Алеппо, но, столкнувшись с яростным отпором городского ополчения, отступил. Жослен, со своей стороны, тоже попытался вернуть потерянную столицу. «Он тотчас же отправил послание жителям Эдессы, большинство из которых составляли армяне, и пообещал им, что в условленный день он придет к ним» (Ибн аль-Асир). «Также в течение Джумады II (с 8 ноября по 6 декабря 1146 г.) стало известно, что сын Жослена, собрав франков из всех областей и войдя в соглашение с христианами, подошел к Эдессе. Он вступил в город и захватил в нем власть» (Ибн аль-Каланиси). Победа христиан была относительной: отсутствие осадных орудий делало бессмысленным нападение на цитадель. Франки, не торопясь, принялись строить их, но им не хватило времени, чтобы закончить работу. «Эмир Нуреддин, правитель Алеппо, возглавил армию; туркмены, как только заслышали об этом, присоединились к нему. Они скакали, отпустив поводья, продвигались вперед и днем, и ночью, и на рассвете, подбирая по дороге тех, кто подходил к ним со всех сторон, так что в конце концов собралось значительное войско числом в десять тысяч всадников; множество лошадей, изнуренных быстротой скачки, осталось на дороге. ...Подъехав к городу, мусульмане, обнажив сабли, пошли в атаку, и большое число армян и других христиан было убито; защитники укрылись в башне, называемой Водяной; там был и сын Жослена с двадцатью самыми храбрыми рыцарями. Мусульмане принялись вести подкоп; и быстрее, чем об этом можно рассказать, башня была взята. Сыну Жослена удалось ускользнуть и украдкой выбраться из города вместе со своими спутниками. Те, кто остались, были схвачены, и все эдесские христиане, попавшие в плен, были преданы мечу, в то время как плененные мусульмане были освобождены. Результатом грабежа стало большое количество денег, мебели и пленников, и все возрадовались этой победе, поскольку она развеяла печаль и замешательство; сердца, в которых некогда царили уныние и безволие, вновь наполнились отвагой. Мусульмане вернулись обратно в Алеппо и другие отдаленные области вместе с богатой добычей и пленниками» (Ибн аль-Каланиси).

Мы никогда не будем обращать достаточно внимания на важную роль добычи в средневековых войнах; Ибн аль-Асир рассказывает нам по этому поводу историю, связанную с взятием Эдессы: «После второго взятия Эдессы Нуреддин отправил своему наместнику в Мосуле среди прочих подарков одну рабыню. Как только она оказалась в его власти, он овладел ею. Затем он омылся, и, выходя из гарема, сказал своим приближенным: „Знаете ли вы, что со мной сегодня случилось? Когда мы взяли Эдессу вместе с Шедидом (мучеником — так называли умерших воинов джихада, — т. е. речь шла о Зенги), мне вместе с добычей досталась одна рабыня, чья красота очаровала меня. Мое сердце устремилось к ней, но в тот же миг прозвучал приказ именем Шедида вернуть всех рабов и все, что было захвачено. Поэтому я отпустил эту рабыню, хотя сердцем привязался к ней. Однако среди подарков, полученных от Нуреддина, оказалась именно она. Я поспешил овладеть ею, опасаясь, как бы мне не пришлось снова вернуть ее"». Добычу не только не возвращали, но и убивали всех жителей — христиан до последнего. Гордая столица франков, самый преуспевающий город Азии, отныне был мертвым городом! Началось беспощадное мусульманское завоевание. На место атабеков, «князей сабли», заступят турецкие султаны; они пронесут знамена джихада от Эдессы до Вены, совершив в соответствии с заветом Пророка эпопею, столь же фантастическую, как и та, что привела их от Великой китайской стены к Эдессе.

Образумив франков, Нуреддин стал готовиться к возобновлению с государством Дамаска борьбы за объединение, которую с таким упрямством вел Зенги. Долгая война между двумя мусульманскими государствами Сирии была неизбежна, тем более, что атабек Дамаска, узнав о смерти Зенги, поспешил осадить и захватить крепость Баальбека. Поэтому Дамаск должен был подвергнуться военному давлению, и завоеванное государство возвратилось бы в лоно сирийского ислама, управляемого Нуреддином. Так бы и произошло в самом скором времени, если бы Дамаск не соседствовал с военной державой, чьи интересы заключались именно в том, чтобы раздробить силы мусульманской Сирии. «Атабек Дамаска

Му'ин ад-Дин вел политику опасного равновесия. Он выполнял условия договора, заключенного с королем Иерусалима, угрожая вторжением Нуреддина в случае, если франки нарушат перемирие. С другой стороны, он угрожал мусульманам обратиться за помощью к франкам, если давление со стороны Алеппо слишком сильно возрастет» (Ибн аль-Каланиси).

Нуреддин как раз возвращался из похода в Центральную Сирию, когда узнал, что многочисленная западная армия перешла Босфор: то шли рыцари второго крестового похода. Вернемся немного назад, чтобы рассказать, при каких обстоятельствах он начался.

После падения Эдессы крупнейшие политические лидеры франкской колонизации отправили посольство к папе с просьбой прислать подкрепление. Франкских посланников опередили представшие перед римской курией армяне из Киликии, которые ходатайствовали о предоставлении им военной помощи в борьбе с Византией. Снова проявлялась прежняя двойственность крестоносного движения. Что бы там не утверждали агиографы, простой люд на Западе совсем не взволновало известие о взятии Эдессы. Действительно, еще в Рождество 1145 г. король Франции Людовик VII подал мысль организовать военный поход, чтобы помочь латинянам, живущим за морем, но на его призыв никто не откликнулся. Понадобилось все пылкое красноречие Св. Бернара, чтобы начать набор воинов во Франции (выступление в Везеле, Пасха 1146) и в Германской империи (сейм в Шпейере, Рождество 1146). Поход, названный вторым крестовым, включал в себя две отдельные армии: французскую Людовика VII и немецкую (или императорскую) Конрада III. «Они направлялись к мусульманским землям, бросив клич по всем своим владениям, чтобы все поспешили отправиться в страну ислама; они оставляли свои земли и провинции пустыми, лишая их защитников и охранников, они уносили с собой все богатства и сокровища и увели безмерное количество людей, так что рассказывали, будто их число достигало миллиона пехотинцев и всадников или даже больше... Они захватили провинции, подчиняющиеся Константинополю, чей государь должен был начать с ними переговоры, заключить мир и выполнить их требования» (Ибн аль-Каланиси).

Крестовый поход продвигался все дальше. Германцы шли впереди, за ними на расстоянии нескольких дней пути двигались французы. Это были две национальные армии, каждая из которых вела за собой множество паломников: не было никакого контроля со стороны папы (на этот раз никто не выполнял роль Адемара Монтейского, легата первого похода), не было контроля командования; объединяла их лишь ненависть к византийцам (пропаганда нормандцев из Антиохии в Западной Европе принесла свои плоды) и явное желание «убивать мусульман». Это политическое легкомыслие приведет к тому, что катастрофы второго крестового похода будут следовать одна за другой.

Несмотря на предупреждения василевса, Конрад III желал идти по пути, проложенному первым крестоносным войском. Анатолийские турки разбили его при Дорилее: поражение германских воинов было практически полным; уцелеть смогла лишь небольшая часть конницы, которая обратилась в бегство и вернулась в Никею, где влилась в ряды французов. Поражение Конрада умерило пыл последних, и они продолжили путь по прибрежной дороге, которую по большей части контролировали византийские гарнизоны. Французов сильно изнурил зимний переход через горы Карии и Ликии, поэтому в Атталию (нынешнюю Анталию) они прибыли окончательно обессилившие. Было решено добраться до Леванта морем: Людовик VII и часть его рыцарей высадились в гавани Св. Симеона в марте 1148 г.; вернувшись обратно, флот перевез вторую часть рыцарей и верховных баронов; пехота и паломники продолжили путь пешком, но по дороге из Атталии в Антиохию их ряды поредели наполовину. «Правители соседних провинций и мусульманских пограничных районов, расположенных поблизости от пути франков, начали готовиться к обороне и призвали жителей к оружию, чтобы начать священную войну; они заняли проходы, через которые франки могли проникнуть на земли Ислама, и беспрестанно совершали нападения на отряды их авангарда. Количество убийств и нападений на франков множилось, так что часть из них погибла, а из-за недостатка пропитания, фуража, снабжения или их высокой цены, если они могли все это разыскать, им пришлось терпеть нужду, которая сильно сократила их численность, потому что многие умерли от голода или болезней» (Ибн аль-Каланиси).

Раймунд Антиохийский, со своей стороны, был решительно настроен использовать подкрепление, прибывшее в гавань Св. Симеона, чтобы восстановить пошатнувшееся положение франков в Северной Сирии. Войск Раймунда хватало только на то, чтобы совершать сезонные вылазки. Дабы защитить Антиохию, он уже не мог, как раньше, рассчитывать на Жослена II Эдесского, который пытался спасти остатки своего государства от общего разграбления, последовавшего за вторым взятием столицы. Падение Эдессы было лишь поводом для начала второго крестового похода: прибыв в Антиохию, франкские рыцари даже не стали серьезно рассматривать возможность вернуть утраченные территории; они не чувствовали необходимости направлять свои действия на ослабление давления, которое оказывал Нуреддин на княжество на Оронте.

Пребывание крестоносцев в Антиохии сопровождалось лихорадочными и бессвязными дискуссиями. Несмотря на настоятельные увещевания местных баронов, Людовик VII не желал прямо двинуться на Алеппо. Чтобы подвигнуть короля на решительные действия, князь Антиохии попытался использовать то влияние, которое он имел на королеву Франции, свою племянницу Алиенору Аквитанскую. Будучи подозрительным от природы, монарх был обеспокоен длительными и сердечными беседами своей жены с ее дядей, князем Антиохийским, и объявил, что прежде чем выступить в поход, он должен отправиться в Иерусалим и выполнить обет паломника. Забрав с собой молодую жену, Людовик VII покинул Антиохию, даже не попрощавшись с хозяином!

Королевские войска встретились в Палестине с другими уцелевшими воинами крестового похода: графом Тулузским и его провансальцами, а также Конрадом III, прибывшим в Акру на византийском корабле. Новые крестоносцы и франки, поселившиеся в Леванте, держали в Акре ассамблею, названную «советом крестоносцев» (24 июня 1148 г.). Они решили напасть на Дамаск. Политическая ошибка была налицо: поскольку ассамблея не считалась даже с самим существованием Нуреддина, ее участники решили напасть на основную цель политики Зенги. Эта грубейшая ошибка была непростительна, так как атабек Дамаска скрупулезно соблюдал заключаемые с франками соглашения, радуясь тому, что может использовать их военную силу, дабы расстроить планы зенгидов — сторонников единства. Дамаску пришлось пережить самую долгую за всю его историю осаду: «Франки направились к Дамаску, собрав все войска, всю храбрость и все оружие; они составляли большое войско, численностью, как говорили, около пятидесяти тысяч рыцарей и пехоты. Они взяли с собой поклажу, верблюдов и рогатый скот, который еще более увеличивал их массу. Когда они подошли к городу, мусульмане выступили им навстречу, и между двумя противниками завязалось сражение. Мусульмане получили подкрепление в виде большого отряда солдат, состоящего из турок, городских ополченцев и добровольцев священной войны. Смерть опустошала их ряды, и неверные одержали верх над мусульманами благодаря своей многочисленности и лучшему снаряжению; таким образом, они получили в свое распоряжение источники воды, захватили фруктовые сады, стали там лагерем и дошли до такого места, куда прежде не доходила ни одна армия» (Ибн аль-Каланиси).

Франки принялись рубить деревья, чтобы возвести укрепления, и разрушили мосты. Жители Дамаска пошли в контрнаступление и нанесли большой урон противнику. Бой продолжался целый день. Затем противники вернулись на свои позиции; армия Дамаска провела ночь рядом с франками, жители остались наблюдать и нести дозор на стенах, ибо видели, что противник находится совсем рядом. Дамаск был взят в плотное кольцо, но яростное сопротивление, оказываемое жителями в первые дни, дало время подойти мусульманскому подкреплению: отрядам туркменов, крестьянам из Гуты и лучникам из Бекаа. Расположившиеся во фруктовых садах, франки были вынуждены отражать постоянные нападения, противостоять настоящей партизанской войне: «Неприятель оставался неуловимым, франки напрасно разрушали небольшие стены, рубили изгороди, они не видели, откуда приходили нападающие. Так были убиты и животные и люди, отставшие от своих попадали в засады, трупы были обезглавлены, а за головы, привезенные в Дамаск, доставлявшие окровавленные трофеи получали награду» (Н. Елисеев). Изнуренные подобными нападениями, франки, следуя совету палестинских баронов, покинули лагерь в садах и встали лагерем у юго-восточной стены города: это было еще одной ошибкой, ибо в июле месяце стояла невыносимая жара; фуража и воды катастрофически не хватало. Боевой дух христианских захватчиков резко упал: к тому же в начале каждый крупный феодал мечтал заполучить Дамаск в собственное владение, если поход увенчается успехом; во время осады они узнали, что три правителя — Балдуин III  Иерусалимский, Людовик VII и Конрад III  решили препоручить город графу Тьерри Фландрскому. Палестинские бароны оставили надежду увеличить собственные владения, а с ней и все старания. Атабек Дамаска воспользовался последствиями этого разочарования и заплатил феодалам, давно обосновавшимся в Леванте, двести тысяч динаров, которые, впрочем, впоследствии оказались плохой пробы. Скорый приход войск Алеппо окончательно открыл глаза латинским феодалам: их стремление разрушить государство Дамаска было как нельзя на руку Нуреддину. Продолжая игнорировать восточные реалии, Конрад III  и Людовик VII желали продолжить осаду; оба правителя не принимали в расчет реально существующую опасность — нападение с тыла на христианскую армию войск зенгидов.

Однако, будучи вынуждены начать отступление, они осуждали «вероломство» палестинских баронов. Разница между умственным складом жителей Запада, временно приехавших на Восток, и феодалов, постоянно там живущих, будет все возрастать. Все чаще и чаще прибывшие с Запада будут презрительно называть христиан, обосновавшихся в Леванте, «пуленами» (т. е. жеребятами). В тот день, когда этот разрыв дойдет до крайней точки, франкские поселения, предоставленные сами себе, не смогут оказывать сопротивление мусульманскому завоеванию; они исчезнут в атмосфере почти всеобщего безразличия, царящей на христианском Востоке. В начале августа 1148 г. крестоносцы, потеряв множество людей и боевого снаряжения, вернулись в Палестину; но самым ужасным была потеря из-за этого несчастного похода престижа: легенда о непобедимости франков канула в Лету!

Выжившие в этом печальном походе вернулись на Запад по морю. Когда последний крестоносец покинул государство Иерусалимское, король Иерусалимский обратился к атабеку Дамаска с просьбой вновь заключить перемирие (май 1149 г.).

Как только опасность второго крестового похода миновала, Нуреддин возобновил нападения. Его двумя ближайшими задачами было окончательно объединить Сирию путем присоединения к ней государства Дамаска и обеспечить стратегическую безопасность государству Алеппо. Не забывая о первой задаче, он направил все силы на выполнение второго пункта своей программы: основными ее жертвами станут христиане, обосновавшиеся на землях Антиохии, и уцелевшие поселенцы Эдессы, жившие на оставшихся клочках графства. Ему также нужно было сделать все возможное, чтобы остановить наступление сельджукского султана Икония, геополитическое положение которого вызывало у последнего желание начать вторжение в Северную Сирию.

Военные операции начались с победы князя Антиохийского, который внезапно напал на лагерь атабека, но последний успел вовремя скрыться. Он собрал все силы и в следующем году (битва при Инабе, 29 июня 1149 г.) одержал блестящую победу, положившую начало благоприятному для всех мусульман периоду: «Прибыв в место, называемое Инаб, Hyp эд-Дин во главе своей армии пошел на врага — и Аллах даровал ему победу! Когда противники встретились лицом к лицу, неверные начали свою знаменитую атаку, а мусульмане с разных сторон разделились на множество отрядов; затем они тоже пошли в атаку, и схватка в поднявшихся клубах пыли стала всеобщей. Верх одержали сабли ислама; затем пыль осела, и вот Аллах — хвала Ему за это и слава! — даровал мусульманам победу над неверными, чьи покрытые пылью тела устлали землю, Бог отвернулся от них в сражении, так что лишь немногие смогли уцелеть. Небольшое число тех, кого на этот раз судьба хранила и кому страх придал крылья, смогли донести весть о поражении... Проклятый князь, их предводитель, был найден распростертым среди стражников и храбрых рыцарей; когда его опознали, ему отрубили голову и принесли ее Hyp эд-Дину, щедро наградившему гонца. Этот проклятый человек был одним из храбрейших франков, прославившихся своей отвагой, необыкновенной силой, хитростью и высоким ростом; к тому же всем было известно о его властности, стремительности действий и склонности творить зло». Голова князя Раймунда Антиохийского была отправлена халифу. Феодальная верхушка княжества Антиохии была повержена. Не теряя времени, победитель осадил Антиохию, жемчужину Оронта. Поскольку город был слишком хорошо укреплен, чтобы его можно было взять только с помощью измены, Нуреддин вошел в сношения с зажиточными горожанами Антиохии, чтобы подкупить их: он обещал сохранить жизнь жителям, уважительно относиться к религии и не нарушать прав владения имуществом. Латинские горожане желали дождаться прихода подкрепления, с просьбой о котором они обратились в Иерусалим и Триполи: восточные христиане, напуганные участью, постигшей их собратьев из Эдессы, были готовы сдаться. Тем не менее, восторжествовала политика сопротивления, и атабек был вынужден отступить, получив при этом множество подарков и большую денежную дань.

Он легко оставил Антиохию, потому что силы сопротивляющейся Апамеи (Кала аль-Мудик), взятой в кольцо эмиром Хамы, были на исходе. Крепость была захвачена в конце июля 1149 г. Эта победа вынудила франков покинуть правый берег Оронта: отныне пути сообщения между Алеппо и Дамаском были недоступны разведывательным отрядам и разбойникам христиан. Захват области центрального Оронто пришелся как нельзя кстати, поскольку несколько дней спустя события, произошедшие в Дамаске, потребовали присутствия там повелителя Алеппо: умер Му'ин ад-Дин Анар, атабек Дамаска.

Нуреддин, собрав по пути основные гарнизоны, подступил к Дамаску, сообщив городу, что он продолжает священную войну, и попросил выслать ему в помощь конницу. Игра велась слишком грубо: Дамаск предупредил Иерусалим и обратился за военной помощью к христианам. Франки, занятые осадой Аскалона, смогли собрать лишь ничтожный отряд.

Из своего лагеря, расположенного поблизости от Дамаска, атабек написал раису города: «Стоя лагерем в этом месте, я не имею ни малейшего намерения ни вести с вами войну, ни осаждать вас. Меня толкнули на эти действия многочисленные жалобы мусульман, жителей. Хаурана и кочующих арабов, ибо франки отобрали у крестьян их имущество и разлучили их с женами и детьми, и нет никого, кто бы защитил их. Учитывая ту силу, которой наделил меня Аллах — хвала Ему! — чтобы спасти мусульман и вести с многобожниками священную войну, учитывая то богатство и количество воинов, которые находятся в моем распоряжении, мне было бы непозволительно обойти их вниманием и отказать им в защите, тем паче что мне известно о вашей неспособности защищать и оборонять провинции, так же как и о вашей слабости, что вынудила вас обратиться за помощью в сражении со мной к франкам и отдать им имущество ваших бедных и несчастных подданных, которых вы преступно притесняете. Вот кто не угоден ни Всевышнему, ни мусульманину. Поэтому необходимо, чтобы вы выслали мне в помощь тысячу всадников, которых поведет в бой отважный полководец, чтобы освободить Аскалон и другие места». Вот каков был ответ на это послание: «Меня и тебя отныне разделяет только сабля. Франки придут нам на выручку, чтобы помочь нам защищаться, если ты нападешь или осадишь нас» (Ибн аль-Каланиси).

Получив это послание, атабек решил начать штурм, но его агенты и пропагандисты еще не сумели провести подрывную психологическую работу. Столкнувшись с решимостью городского ополчения оказывать сопротивление, Нуреддин не стал упорствовать, опасаясь бросить тень на свою репутацию набожного человека и предводителя джихада, и ограничился моральным удовлетворением.

Пока правитель Алеппо осаждал Антиохию, Апамею и Дамаск, другие соперники живо интересовались границами между Сирией и Анатолией. Восточные части графства Эдесского были захвачены артукидскими эмирами (принадлежащими к ветви, обосновавшейся в районе Гисн-Кайфы, нынешнего Гаснакейфа), а северные достались сельджукидам Анатолии. Вскоре и те и другие продолжили наступление на территории сирийских владений, т. е. в зависимости от успеха их войск, либо на земли атабека Алеппо, либо князя Антиохийского.

Граф Эдесский, несчастный Жослен II, удалившийся в свой замок Турбессель, отдал завоеванные Артукидами земли и заплатил за отступление сельджукского султана Икония, подарив ему двенадцать полных рыцарских доспехов, принеся большую дань и отпустив на свободу всех мусульманских пленников, находящихся в его власти. Подчинение латинянина Сельджукиду могло означать скорое анатолийское вторжение в Северную Сирию. Правитель Алеппо не мог вытерпеть столь бесцеремонного вмешательства во владение, которое считал своим. Поскольку он не хотел вести войну со своими собратьями по крови и по вере — анатолийскими турками, ему пришлось устранить повод вступления в войну.

Он призвал верховных вождей туркменских племен, живущих в регионе, и приказал им захватить графа Жослена живым или мертвым. Это им удалось, и в апреле 1150 г. граф был брошен в темницу неприступной крепости Алеппо. Его супруга попыталась защитить владение, но эта задача была ей не по силам: с севера нападали анатолийские турки, с востока — Артукиды, а с юга — Нуреддин. Оставалось последнее средство: с согласия всех крупных латинских феодалов Леванта графиня продала еще незанятые крепости Эдессы византийцам. Последние сочли этот момент вполне подходящим, чтобы вновь появиться в Северной Сирии. Христианское население — местные жители и латиняне — не согласилось с этой уступкой и ушло на латинские земли. Начался исход! «Было весьма печально видеть, как местные христиане забирали с собой женщин, девушек и детей; они покидали свои земли и дома, в которых впервые увидели свет. Эти люди оставляли свою страну, не надеясь вернуться и не зная, куда они отправятся жить. Исход сопровождался великим плачем и стенаниями. Это зрелище было столь тягостно, что у воинов, видевших уход людей, глаза были полны слез» (Гильом Тирский).

Византийские гарнизоны даже не стали пытаться оказывать сопротивление: они исчезли в водовороте турецкого нашествия. Нуреддин воспользовался этим, чтобы передвинуть свою границу к первым форпостам анатолийского плато. Византийский гарнизон Турбесселя, второй столицы бывшего графства Эдесского, сдался в июле 1151 г. Отныне существовало только три латинских крестоносных государства: Антиохия, Триполи и Иерусалим.

Франки частично компенсировали разрушительные последствия падения графства Эдесского, захватив после долгой осады и многочисленных перипетий крепость Аскалон; так исчез последний мусульманский анклав на побережье; от Александретты на севере до Газы на юге все побережье теперь находилось в руках христиан, а граница королевства была отодвинута к Аль-Аришу. Дорога на Египет была открыта, но палестинские феодалы не сразу увидели открывшиеся их амбициям перспективы. Напротив, недальновидная политика толкнула их усилить военное давление на Дамаск. Чтобы избежать присоединения к мусульманам, день ото дня становившегося все неотвратимее, правители Дамаска выполнили требования франков, столь многочисленные и категоричные, что можно было говорить о некоем протекторате Иерусалима над городом.

Для жителей Дамаска наглость франков скоро стала невыносимой, и они начали прислушиваться к аргументам агентов Нуреддина. Последним не надо было искать обвинения: они утверждали, что правители города предавали ислам, отказывались исполнять священный долг джихада и предпочитали Сунне многобожников. Каждый день зенгидская пропаганда давала все новые результаты: большинство представителей религиозной, военной и политической власти стали более или менее открытыми приверженцами власти Нуреддина. В апреле 1154 г. атабек начал наступление. Гарнизон, отошедший далеко от города, оставил его фактически беззащитным: «На стенах не было ни души: ни солдат, ни горожан, за исключением отряда турок, которым вменялось в обязанность охранять одну башню, число их было весьма незначительно. Один солдат устремился к крепостной стене, на вершине которой стояла женщина — иудейка, бросившая ему веревку; он воспользовался ею, чтобы взобраться наверх, поднялся по стене так, что никто его не заметил, за ним последовали несколько товарищей, которые подняли знамя, водрузили его на стену и принялись кричать: „О, победитель!" Войска Дамаска и жители не оказали сопротивления из-за той симпатии, с которой они относились к Нуреддину, его справедливости и доброму имени. Какой-то воин подбежал к Восточным воротам и разбил замок, так что ворота открылись; солдаты проникли в город и прошли по крупным улицам, так никого и не встретив на своем пути; ворота Фомы также были открыты, впустив войска. Затем в сопровождении свиты в город въехал Нуреддин, его появление сопровождалось ликованием всех — воинов и наемников, одержимых страхом голода и повышения цен, как и опасением, что их будут осаждать неверные франки» (Ибн аль-Каланиси).

Мусульманская Сирия объединилась! Мудрость властителя смогла завоевать народное признание: «Число молитв в честь Нуреддина возросло, как возросло и число восхвалений и благодарных молитв Аллаху за ту судьбу, которая была уготована жителям Дамаска. После этого были отменены налоги на торговлю фруктами, как и налоги, которыми облагался овощной рынок; по сему поводу был издан указ, зачитанный с кафедры после всеобщей молитвы в пятницу. Народ приветствовал подобное улучшение своего положения; все — горожане, крестьяне, женщины и поденщики — прилюдно вознесли молитвы к Всевышнему, дабы Он продлил дни Нyp эд-Дина, умножил его победы и победы его знамен. И Аллах — хвала Ему — волен ниспослать в ответ на мольбы своих созданий милость и покровительство» (Ибн аль-Каланиси).