1.

4 утра. Еще ничего не напоминает о рассвете. Влажный воздух оседает водой на грязном асфальте арабского квартала Иерусалима. Отсюда всего несколько минут до старого города. Вот ворота, вот вымощенная булыжниками дорога ко храму Гроба Господня. Дорога, скользкая от влаги, то поднимается вверх, то спускается вниз - старый город стоит на холмах, как, впрочем, и новый. Посередине дороги, где есть ступеньки, сделаны узкие ровные скаты, я было подумал, что это для инвалидных колясок, но поздним вечером увидел, как по этим скатам идет специальный трактор с очень узкой колеей и развозит товар по бесконечным металлическим контейнерам-лавкам, устроенным вдоль дороги (в еврейском квартале все то же самое, только вместо металла - стекло, а вместо дешевой мишуры продают побрякушки подороже).

Очень ярко светят звезды. Их света хватает, чтобы надежно ориентироваться. Впрочем, все пути здесь ведут на Голгофу. Звук шагов гасится подошвами кроссовок, и тишина охватывает все кругом. Ни звука. Площадь перед Храмом. Дверь в него полуоткрыта, в звездном свете виден араб-охранник, сидящий у дверей. Он спит! Впрочем, как всегда. Его храп - практически единственный звук, различимый в этом огромном помещении.

Кувуклия. Я становлюсь на колени в благодарности за это чудо. Еще совсем чуть-чуть и все изменится, начнется католическая месса, похожая на концерт с органом (красиво, чувственно, даже возвышенно, но молиться - невозможно!), будут пронзительные и резкие песнопения коптов, и еще много чего. Но теперь, в эту самую минуту... Идет война с Ливаном, и нет паломников. Зима не сезон для туристов, сыро и холодно, да и власти Израиля своей политикой уже в аэропорту отбивают охоту приезжать сюда снова, но есть главное, почему случается нечто более важное. Почему можно человеку встать в одиночестве и тишине душевной, и открыть Богу наготу сердца, со всей его дрянью и нечистотой. Встать на молитву с желанием чего-то попросить, но забыть об этом тут же. Забыть обо всем.

2.

Есть у рок-группы "Калинов мост" песня "Иерусалим". По-моему, первая строчка там: "Пыль земная, пусти меня..." Она, эта песня (искреннее спасибо автору - Дмитрию Ревякину) для меня иллюстрирует желание человека, понять, узнать этот Город, найти к нему слова. Оставить в себе ощущение Иерусалима, ощущение, казалось бы, простое. Но есть здесь тайна, есть особый дух города, и этот дух творит себе совершенно разнообразные формы в творчестве разных людей. И остается потребность возвращаться к дыханию этим Городом, еще и еще переосмысливать для себя его тайну.

В мой первый приезд на Святую Землю, побывав уже в Иерусалиме, мы возвращались в Назарет, где жили в гостинице Русской духовной миссии. На заднем сидении автобуса все очень располагает к обмену впечатлениями. И вот один из паломников воодушевленно произнес:

- Мы сейчас находимся в духовном центре всей земли. Здесь точка, в которой сходятся усилия добра и зла. В Америке - там центр зла, а здесь - наоборот.

Все почти одобрительно закивали, и в этом всеобщем пафосе мой голос прозвучал резким диссонансом, я сказал собеседникам, что это не так... Изумленные лица смотрели на меня, и даже слов было не надо, чтобы понять их немой вопрос: - А какой еще город может считаться главным духовным центром?

- Москва. Наш Город, центр Святой Руси, Третий Рим, удерживающий мир от катастрофы. Или вы забыли, как плакал Христос, глядя на Иерусалим, и сказал: "Се, оставляется дом ваш пуст..." Или может, вы найдете еще какой-нибудь город в мире, о котором можно сказать, также как о Москве сейчас?

Повисла пауза. И эта пауза была красноречивее любых слов. Да, им очень хотелось возразить, но внутри себя, в сердце своем, они чувствовали правоту сказанного. Кроме того, будучи еще и искренними верующими русскими людьми, а сердцу русскому правда дороже всего. Они не могли и замолчать, уж слишком волнующая было тема...

3.

Я полюбил Москву не сразу. В девяностые годы я видел ее, распоясавшуюся в лихорадочном стремлении насытится всем, что было до времени недоступно, - все новые и новые супермаркеты, бутики, ночные клубы, внешний кураж и швыряние шальных денег. Во всем этом не было ничего привлекательного, вся эта накипь заменила ту, которая существовала почти семьдесят лет, только в ином обличье. Но постепенно, за всем этим открывалось другая Москва. Красавица. Живой Город.

Когда спрашивают, а где можно встретить русских (хороший вопрос, если подумать),я говорю:

- А вы сходите на вечернюю службу в любую церковь, лучше небольшую, и посмотрите. Когда весь народ, молясь, встанет на колени и начнет петь "Царице моя", посмотрите на них, и вы увидите одно сердце, одно пение и в этот момент невозможно не поразиться красоте и чистоте этих людей, кто бы среди них ни был.

В каждую церкви на Руси я вижу эту красоту молитвенного единения, и допев до конца эту молитву Пречистой Деве, невозможно не почувствовать удивительное ощущение принятие этой молитвы, ее услышанности Богом. Умиление от этого приносит такой мир и утешение в сердце, такую светлую радость, какую вряд ли что иное может принести человеку.

Эта соборная молитва, молитва огромного числа молящихся единым сердцем людей, в Москве особенно сильна.

И ощущение Иерусалима, как символа некой духовной точки, места средоточия борьбы, неразрывно внутренне связано с Москвой. Даже если это и не явлено воочию (духовный мир виден только очами сердца), Москва - столп Православной Веры, единственный настоящий Город в мире.