Многие утверждают, что русская философия Эроса в XIX веке чрезвычайно бедна. Лишь Чернышевский в своей критической статье попытался отобразить философию любви (статья «Русский человек на rendez-vous»). Получается, что тема любви широко и глубоко раскрыта в литературе и ни капли не затронута в философии. И вот… Можно только удивляться, с какой нечеловеческой, дьявольской, энергией тема любви врывается в русскую литературу конца XIX- начала XX веков. О любви пишется везде: в философии и публицистике, в художественной критике и теологии… И как пишется… (Русский Эрос. L'amour a la russe // Добрая газета, от 13.04.2003).

Любовь для большинства женщин – тема первая, главная, всегда занимающая их ум и сердце. Зинаида Гиппиус в этом смысле не является исключением. Женская природа по своей сути эмоциональна, экспрессивна… Это штамп, применимый к характеристике женщины вообще. Но речь идет о Зинаиде Николаевне, которая кроме всего прочего была еще (а, может быть, прежде всего) философом. Для философа характерен взгляд со стороны: не только любить, но и размышлять над тем, что есть любовь. Тему любви у Зинаиды Гиппиус, на мой взгляд, можно рассматривать в контексте следующей схемы:

Любовь настоящая, (а для З. Гиппиус разделение на настоящую и ненастоящую любовь вполне оправдано), появляется в слиянии свободы и Бога. Это может произойти в одном человеке – полюбившем, а может и в двух – влюбленных. Все равно любовь пребывает как путь к Богу, как возможность Его почувствовать или с ним слиться. У Зинаиды Гиппиус присутствует даже мысль о том, что мы, влюбляясь, любим на самом деле не конкретного человека, а Бога в нем, Бога через него. О «любви через» у З. Н. Гиппиус найти можно многое. Человек любящий становится медиатором: через него (через его любовь) можно любить себя, через него тебя может любить другой человек. Но неизменно сквозь любящего должен «просвечивать» Бог. На этой мысли Зинаида Гиппиус спотыкается: а вдруг не Бог, а Дьявол учит нас любви? Ведь и Смерть одна, как и Любовь:

…И любим мы одной любовью…
Любовь одна, как смерть одна

(Гиппиус З. Н. Любовь одна // Гиппиус З. Н. Опыт свободы. М.,1996. С.30).

Эту тему, любовь и смерть, мы находим и в статье Бальмонта «О любви» (его следует упомянуть как одного из символистов): «…В том и величие, и тайна, и восторг Любви, что жизнь и смерть становятся равны для того, кто полюбит». Перекликающаяся с темой любви и смерти, тема Бога и Дьявола тоже занимала умы символистов. Дьявола считали продолжением Бога. «У Любви нет человеческого лица. У нее только есть лик Бога и лик Дьявола» (Русский Эрос. L'amour a la russe // Добрая газета, от 13.04.2003). Саму Зинаиду Гиппиус, «Декадентскую Мадонну», современники называли также «Дьяволицей». В стихотворении «Гризельда» Дьявол выступает в качестве соблазнителя. Устояв перед его чарами «вернейшая из жен» все же начинает сомневаться, правильно ли она поступила. Вот последняя строфа:

О Мудрый Соблазнитель,
Злой Дух, ужели ты –
Непонятый Учитель
Великой красоты?

(Гиппиус З. Н. Гризельда // Гиппиус З. Н. Опыт свободы. М.,1996. С.27-29)

Здесь ярко отражаются сомнения самого автора стихотворения. Но Гиппиус пытается Любовь оправдать: нет, конечно, нет, Дьявол не должен иметь никакого отношения к настоящей Любви, ведь Она путь к Богу, только с Богом связана. Но мысль, выраженная в стихотворении «Гризельда», никуда в дальнейшем не уходит (да и никогда на самом деле не исчезала). З. Н. Гиппиус разрывалась между двумя ипостасями Любви: любовь платоническая и любовь плотская (эти названия, по моему мнению, недостаточно точны в отношении Гиппиус, но все же их вполне можно использовать). Для религиозных философов того времени это было общепринятым и естественным. При этом любовь платоническая должна быть чистой и невинной, а плотская любовь – воплощать собой телесные утехи да и вообще выражать нечто мерзкое и богопротивное. Такое разделение противоречило представлению Гиппиус о свободе – главнейшему понятию в ее философии, мировоззрении. Не платоническая любовь есть путь к Богу, но Любовь единая. Не должно быть таких резких границ в Любви. Слово «свобода» (именно на русском языке), как показывает его лингвистический анализ, для любого русского человека означает, прежде всего, отсутствие преград: «…во всех русских словарях свобода толкуется с упоминанием слов «стеснять» или «стеснение», производных от «тесно», как если бы свобода состояла, по сути своей, в «освобождении» из своего рода смирительной рубашки, материальной или психологической» (Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001. С.235).

Зинаида Гиппиус пытается воссоединить эти два представления: любовь платоническую и любовь плотскую. Теперь Любовь (единая) – «огненная чистота». Проблема была решена теоретически, оставалось найти лишь подтверждение этому в реальной жизни. Это подтверждение почти предоставил ей Карташев, очарованный ею молодой профессор Духовной Академии. Вот выдержка из дневника З. Гиппиус: «К нам в дом стали приходить священники, лавриты, профессора Духовной Академии, и между ними два, молодые, чаще других. Из всех заметнее был Карташев, умный, странноватый, говорливый на Собраниях… У меня мелькнула мысль: а ведь эти странные, некультурные и как будто жаждущие культуры люди – ведь они девственники! Они сохранили старое святое, не выбросили его на улицу, не променяли на несвятое – быть может, ожидая нового святого? Быть может, среди них есть…» (Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001. С.235). Девственность Карташева должна была, по мнению Гиппиус, примирить «плоть и красу мира». Все случилось почти: Гиппиус поцеловала Карташева, тот же попросил помолиться за него. Эта просьба была подтверждением чистоты его любви: «[Он] сказал вдруг три слова, поразившие меня, которых я не ждала и которые были удивительны в тот момент по красоте, по неуловимой согласованности с чем-то желанным и незабываемым» (Там же. С.31). Слово «почти» я употребила не зря. Вскоре Зинаида Гиппиус испытала горькое разочарование: чистота любви Карташева сменилась жадным желанием поцелуя. «Прощаясь, на темном пороге, я его поцеловала… Но, Боже, как странно! Холодные, еще более дрожащие – и вдруг жадные губы. Бессильно жадные…» (Там же. С.34). Опыт оказался неудачным.

Необходимо было соединить два аспекта любви, но любая попытка остановиться на чистоте и невинности в представлении о любви все равно натыкалась на ее греховность. Бесчисленные увлечения Гиппиус, когда она была замужем, – попытка отыскать человека, который сам полюбит или заставит ее полюбить огненно и чисто. Дело состоит совсем не в том, что она не любила своего мужа. С Дмитрием Мережковским ее отношения были не земными, пропитанными какой-то мистикой; это были не физические, но метафизические отношения. Практически в любой биографии Зинаиды Николаевны встречаем: «Как оба [Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский] считали, их встреча носила мистический характер и была предопределена свыше» (Вульф В. Декадентская мадонна // Ж. «L'Officiel». Русское издание. № 41, октябрь 2002). Все же не стоит идеализировать духовный союз Гиппиус и Мережковского и понимать их божественные отношения как образец прекрасной и вечной любви: «В 18 лет юная поэтесса встретила свою первую и единственную любовь – Дмитрия Мережковского, который отныне и на всю жизнь стал для нее мужем, спутником, другом, соратником, как и она для него». Слова «божественный», «метафизический» обозначают необычайность этих отношений, их мистичность и в прямом смысле внеземное происхождение. Зинаида Гиппиус считала, что Мережковский предназначен ей Судьбой. Против Судьбы идти нельзя, против Бога – нельзя. В то же время Гиппиус любит не мужа, не многочисленных поклонников. Вот что мы читаем в анализе сказки Зинаиды Гиппиус «Время»: «Так Ванечка, Червинский, Флексер и Аким Волынский стали прототипами синтезированного образа Челавы. В сказке словно соединены печальные финалы взаимоотношений с этими людьми. Каждый из реальных людей не понял юную Зинаиду – и потерял, а она вновь осталась ждать «какую-то Любовь» (Гецевичюте М. П. Творческая история сказки З. Н. Гиппиус «Время»). Гиппиус всегда любила Любовь вообще. Зинаида Николаевна пытается выделить Ее в человеческих отношениях, в отношениях человека и Бога – где угодно и как угодно – и в отношениях с мужем. Из дневника Зинаиды Гиппиус: «Зачем же я вечно иду к Любви? Я не знаю; может быть, это все потому, что никто из них меня в сущности не любил? У Дмитрия Сергеевича тоже не такая, не «моя» любовь. Господи, как я люблю какую-то Любовь». Зинаида Гиппиус ищет Любовь единую, целую.

Божественность Любви при всей ее греховности доказательству не подлежала, так как этот божественный союз у Зинаиды Николаевны был в браке с Мережковским. Все же метафизичен в этом союзе был скорее Дмитрий Сергеевич, нежели сама Гиппиус. Здесь и кроется суть проблемы любви в ее философии. Она считала Мережковского неравным себе: он божественен и в высшей степени духовен, она же телесна и чувственна. Для Гиппиус совершенно естественно говорить о некоей своей «телесной нити» в любви и при этом отрицать телесность в обычном ее понимании, так как оно сопряжено с греховностью: «Телесная нить – это вовсе не какая-нибудь телесная связь, одно может без другого…» (Гиппиус З. Н. Дневники. М., 2002. С.12)

Как избавиться от «сладострастной грязи» в телесной любви? Зачем люди столько внимания обращают на тело? Для Гиппиус это было очень важно: она расстраивалась, понимая, что в нее влюблены не за ее ум, но за прекрасную внешность. Красота была ее проблемой. Но она была поистине очаровательной женщиной. Имеется множество свидетельств, где указываются моменты, приводящие мужчин в оцепенение. Один из таких моментов описывается в журнале «Бизнес-Леди» в статье о Зинаиде Гиппиус. «…Полночь, самое время для бесед. Пришел от Блока Андрей Белый, греется у камина. Приезжая из Москвы, он часто останавливался у Мережковских. Зинаида Гиппиус любила ночные посиделки с талантливым и неординарным собеседником. Ну что же он так смотрит? <…> А смотрит потому, что у Зинаиды Николаевны неожиданно рассыпалась золото-красная грива, окутала до пят всю ее хрупкую фигурку в белом балахоне. Прекрасная женщина наклонила голову, зажав шпильки в зубах, расчесывает волосы, чтобы скрепить их в «козетку». Бросает заглядевшемуся Белому: «Подложите поленья, уж вы тут заведуйте». «Общенье с ней, как вспых сена в засуху», – напишет он годы спустя» (Гиппиус З. Н. Дневники. М., 2002. С.12). Сергей Маковский также напишет о Зинаиде Гиппиус: «…Красива? О, несомненно».

Еще одним аспектом, подтверждающим для Гиппиус греховность любви, было то, что она приобретала власть над влюбленными в нее. (Быть может, именно поэтому Зинаида Гиппиус никогда не могла до конца отдаться Любви). Значит Любовь, которая должна быть путем к Богу, обращает в рабство? Так где же Свобода?! Может быть, совсем можно обойтись без Любви, если за нее нужно принести в жертву собственную свободу? Нет, без Любви нельзя. Для Зинаиды Гиппиус это было ясно наверняка. Потому она не оставляла своих попыток облагородить Любовь, сделать ее чище, себя в ней чище; продвигаться с ее помощью к Богу (дьявольского Зинаиде Гиппиус и в себе хватало, хоть и называли ее Мадонной).

Тема любви – главная в дневниках Гиппиус с 1893 по 1904 год. Да и о чем еще может писать в дневнике молодая женщина? Разумеется, есть в них и обычное женское кокетство. Все же многие рассуждения совершенно противоречат представлению о том, что должно быть в дневнике красивой, окруженной поклонниками женщины. Например, Гиппиус довольно много пишет о так называемой «нетрадиционной» любви и приходит к выводу, что Любовь на самом деле двупола. Каждый находит в Ней нечто для себя, но в своей целостности Она не ставит четких границ между полами, не дает безапелляционного указания, кого следует любить: мужчину или женщину. Гиппиус считает, что природа человека бисексуальна. Интересно отметить, буквально то же будет написано немногим позже у З. Фрейда в «Очерках по психологии сексуальности»: «Взгляд, вытекающий из этих давно известных анатомических фактов, состоит в допущении первоначального бисексуального предрасположения, переходящего в течение развития в моносексуальность с незначительными остатками другого пола» (Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. МЦ «Система», 1989. С.10).

В данном контексте стоит также затронуть тему мужского и женского у Зинаиды Гиппиус. Она была очень красивой женщиной, умеющей и любящей нравиться мужчинам. «Внешне она была воплощением слабости, нежности, женственности» (Королева Н. В. Опыт свободы Зинаиды Гиппиус // Опыт свободы. М., 1996. С.5). Тем не менее, Зинаида Гиппиус ненавидит все женское, «она словно отрекается от примет женственности <…>, пытается оторваться от власти пола». Хочется сделать акцент именно на последней строке. Природа наделила ее аналитическим, «мужским» складом ума. Даже стихи она писала от лица мужчины. Все, что составляло «женский мир», казалось ей неинтересным, скучным, банальным. Недоброжелатели судачили об ее «антиженственности». Более тонкие наблюдатели, знакомые с Гиппиус поближе, утверждали, что это результат «упорной работы над собой, она со свойственным ей аскетизмом отреклась от женственности как от ненужной слабости». Зинаида Гиппиус, будучи женщиной, резко рвется к мужскому (хотя бы в привычках и характере), пытаясь этим компенсировать действие обоих полов и вырваться из их власти. С этим связано представление об изначальной двуполости (понимаемой Зинаидой Гиппиус как бесполость) Любви. «В бисексуальности многих прославленных литераторов обоего пола, возможно, проявилось подсознательное стремление к андрогинности: вобрать в себя оба пола, испытать ощущения, не предназначенные тебе природой, почувствовать себя богочеловеком…» (Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство).

Идеи бисексуальности Гиппиус придерживались и в жизни. Написано очень много статей о ее романах с мужчинами и женщинами. Стоит отметить, что вообще в России Серебряного века гомосексуализм находился на уровне идейного течения. В начале XX века однополая любовь в кругах художественной элиты стала модной. Из воспоминаний Александра Бенуа: «Особенно меня поражало, что те из моих друзей, которые принадлежали к сторонникам «однополой любви», теперь совершенно этого не скрывали и даже говорили о том с оттенком какой-то пропаганды…» Гиппиус чувствовала себя бисексуальной, многие современники считали ее гермафродиткой. Из дневника Зинаиды Гиппиус «Contes d'amour» (1893): «В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе – я больше мужчина, в моем теле – я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю». Трагическая сторона однополой любви ясно выступает в отношениях Гиппиус с Дмитрием Философовым, который был гомосексуалистом. Это видно из письма Философова к Гиппиус: «…При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом…»

Душевные противоречия мучают человека, принуждая его к вечному поиску. В статье «Героиня Серебряного века» Ольга Боброва обозначает жизненное кредо Зинаиды Гиппиус ее же строками: «Люблю недостижимое, чего, быть может, нет…» Противоречиями опутана философия Любви у Гиппиус. Сама она пытается избавиться от них. Избавить от этого мучения должна Любовь в своей целостности, совокупности всех проявлений. Чтобы их понять, нужно искать, нужно влюбляться и влюблять в себя многих и разных людей. Примечательно, что ни одно из увлечений Гиппиус не было серьезным. Нерушимым оставался метафизический союз Гиппиус с Мережковским. Этот брак существовал как неизбежность, как необходимая граница, указывающая предел Свободы.