Жизнь каждого человека не прямолинейна. Она полна противоречий, и потому в ней всегда находится место сомнениям и поискам истины. Особенно ярко это проявляется у людей творческих, что можно заметить по их произведениям.

Становление мировоззрения отдельной личности напрямую связано с окружающей культурной, политической средой, настроениями, царящими в ней в определенную эпоху.

Русское общество первой половины XIX века было проникнуто идеями французского просветительстваи эпикурейства, которые сочетались с традиционной русской культурой. В связи с этим нельзя не отметить того значения, которое имела Библия для большинства людей, потому, вне зависимости от личной религиозности, каждый был хорошо знаком со Священным Писанием. Этим и можно объяснить широкое использование религиозных образов, мотивов, библейских цитат в русской литературе. Анализируя творчество А.С. Пушкина, можно заметить эту особенность в поэзии, прозе, и даже в переписке с друзьями.

<Из письма к А. И. Тургеневу>

В руце твои предаюся,Отче! Вы, который сближены с жителями Каменного острова, не можете ли вы меня вытребовать <…> с моего острова Пафмоса? Я привезу вам за то сочинение во вкусе Апокалипсиса…

7 мая 1821 г.

В то время Пушкин находился в ссылке в Кишиневе, и с этим связаны его пессимистические настроения и использование образа уединенного острова, на котором апостолом Иоанном Богословом был создан Апокалипсис. Каменный остров, упоминающийся в письме, - место летнего отдыха Александра I.

Через девять лет, в 1830 году, поэт выполняет свое обещание. Создав стихотворение "Герой", он отправляет его М.П. Погодину со словами: "Посылаю Вам из моего Пафмоса Апокалипсическую песнь. Напечатайте, где хотите, хоть в Ведомостях - но прошу вас… не объявлять никому моего имени".

Из этого же письма: "Дважды порывался я к вам, но карантины опять отбрасывали меня на мой несносный островок, откуда простираю к Вам руки и вопию гласом велиим. Пошлите мне слово живое, ради Бога". Сравним с Апокалипсисом:

И возопи в крепости, гласом велиим глаголя... (Откр. 19: 2)

В дальнейшем Пушкин не раз обращался к такого рода сравнениям.

Образ острова Пафмоса вновь возникает в 1831 г. в письме Пушкина к П.А. Плетневу, пережидавшему эпидемию холеры на Каменноостровской даче: "Ты в своем Пафмосе безвреден и недостижим".

Но образом острова не ограничивается связь творчества А.С. Пушкина с Апокалипсисом. Еще одно яркое обращение поэта к Откровению Иоанна Богослова - появление в его стихотворениях образа всадника.

"Я взглянул, и вот, конь белый, а на нем всадник... и дан был ему венец, и вышел он как победоносный, и чтобы победить" (Откр. 6: 2).
У Пушкина в черновиках десятой главы "Евгения Онегина" читаем:

Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились Цари,
Сей всадник, Папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари…

Так поэт рисует Наполеона - человека, желавшего стать властителем всего мира, правителем Вселенной, завоевавшего пол-Европы.

"Свершилось!" - молвил он. - Давно ль народы мира
Паденье славили Великого Кумира,

Для одних Наполеон был кумиром, другие считали его Антихристом и противопоставляли ему "Владыку севера" - русского императора Александра I, о котором Пушкин писал, также используя образы Апокалипсиса:

6.
Он рек, и некий дух повеял невидимо,
Повеял и затих, и вновь повеял мимо,
Владыку севера мгновенный хлад объял,
И в царственный порог вперил, смутясь, он очи -
Раздался бой полночи -
И се внезапный гость в чертог Царя предстал.

7.
То был сей чудный муж, посланник Провиденья,
Свершитель роковой безвестного веленья,
Сей всадник, перед кем склонилися Цари,
Мятежной Вольности наследник и убийца,
Сей хладный кровопийца,
Сей Царь, исчезнувший как сон, как тень зари…

В этих строках можно увидеть пророчество поэта о смерти АлександраI, последовавшей полтора года спустя. В облике Наполеона русскому императору является четвертый всадник Апокалипсиса, имя которому Смерть. При этом "Владыке севера" придаются черты апокалиптического Царя Царей.

К той же шестой главе Откровения Пушкин обращается при создании "Стихов, сочиненных ночью во время бессонницы". В черновом автографе читаем:

Парк ужасных будто лепет
Топот бледного коня
Вечности бессмертный трепет
Жизни мышья беготня.

Здесь мы видим появление новой темы, темы бренности бытия и смысла человеческого существования, при осмыслении которой поэт обращается к другой книге Священного Писания, на этот раз ветхозаветной, к книге Екклесиаста.

При этом можно заметить два направления развития этой темы. Первое можно назвать шутливым, и автор, создавая свои произведения в этом ключе несколько легкомысленно относится к проблеме "суеты суетствий". Это можно проиллюстрировать примерами из эпиграмм и дружеских посланий:

Орлов, ты прав: я забываю
Свои гусарские мечты
И с Соломоном восклицаю:
Мундир и сабля - суеты!
(Из послания Орлову)

Все шепчут: ах! как хороша!
Увы! Другую б освистали:
Велико дело красота.
О Клоя, мудрые солгали:
Не все на свете суета.

Это ироническое переосмысление цитаты из первой главы книги Екклесиаста: "Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!"

В эпоху пушкинского эпикурейства поэту были свойственны размышления о том, что всему свое время, каждому возрасту свое, и призывы есть, пить и веселиться "во время юности твоей".

Через десять лет, на рубеже 1820 - 1830-х годов, Пушкин возвращается к книге Екклесиаста на качественно новом уровне восприятия. Появляется второе направление развития этой темы. Теперь мотив "всему свое время", тема смены поколений сочетались с личными размышлениями Пушкина о переходе им некоего возрастного рубежа, начале нового этапа жизни, о котором он задумывался и раньше:

И мы не так ли дни ведем,
Щербинин, резвый друг забавы,
С Амуром, шалостью, вином,
Покаместь молоды и здравы.

 

Но дни младые пролетят,
Веселье, нега нас покинут,
Желаньям чувства изменят,
Сердца иссохнут и остынут.

Здесь поэтически переосмысляется следующий отрывок из Екклесиаста:

"…Все грядущее суета. Веселися, юноше, во юности твоей… дондеже не придут дни злобы твоея, приспеют лета, в них же речеши: несть ми в них хотения…" (Еккл. 11: 8-9; 12: 1).

Тот же отрывок используется и в "Стансах Толстому":

До капли наслажденье пей,
Живи беспечен равнодушен!
Мгновенью жизни будь послушен!
Будь молод в юности твоей!

Внутреннюю связь с Книгой Екклесиаста можно проследить и в драматических произведениях поэта. По крайней мере в двух из четырех "Маленьких трагедий" обнаруживаются мотивы Екклесиаста:
"Кто любит серебро, тот не насытится серебром… И это - суета! Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами? И гибнет богатство это…: родил он сына, и ничего нет в руках у него" (Еккл. 5).

Эта глава из книги Екклесиаста находит точные параллели в "Скупом рыцаре", когда Барон хочет устроить себе "пир" - "глядеть на блещущие груды" и сожалеет, что не сможет охранять свои сокровища на том свете от сына-наследника.

Очевидную связь обнаруживает "Пир во время Чумы" с седьмой главой Книги Екклесиаста:

"Благо есть ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира, понеже сие конец всякому человеку… Блаже еже слышати прещения премудра, паче мужа слышащего песнь безумных" (Еккл. 7: 3-7).

"Дом пира" в трагедии Пушкина - это улица, где пируют герои. "Дом плача" расширен до пределов целого города, пораженного чумой, где люди живут "средь ужаса плачевных похорон". "Песне безумных" - "гимну в честь Чумы" - противостоит у Пушкина "прещение премудра" - увещевание Священника.

В стихотворении, написанном на день рождения, в 1828 году, "Дар напрасный, дар случайный…" также поднимается тема суетности и бессмысленности жизни. Но основывается оно цитате уже из другой ветхозаветной книге - Книге Иова:

"Почто бо дан есть сущим в горести свет и сущим в болезнех душам живот… Прежде бо брашен моих воздыхание приходит, слезю же аз одержим страхом, страх бо егоже ужасахся, прииди ми,... ни умирихся, ниже умолчах, ниже почих, и найде ми гнев".

Публикация стихотворения "Дар напрасный, дар случайный…" в 1830 году вызвала обмен поэтическими посланиями между митр. Филаретом (Дроздовым) и Пушкиным. Отвечая, митрополит, использует рифмы и поэтические образы Пушкина и опровергает поэта его собственными словами, наполненными противоположным смыслом:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.

 

Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

 

Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум-
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!

 

Неожиданной была реакция Пушкина на стихотворение владыки. Через несколько дней поэт отвечает "Стансами":

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

 

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Можно заметить, что поэт, подобно библейскому Иову, "проклял день свой", но, как и он, получил ответ "с высоты духовной".

Творческий путь Пушкина был сложен и извилист, к Библии он обращался не единожды, по-разному осмысляя ее образы. Анализируя поэзию А. С. Пушкина, мы обратились к наиболее ярким, по нашему мнению, примерам использования мотивов книги Екклесиаста и Апокалипсиса. Конечно, они не являются единственными и определяющими религиозную тематику поэта, но важны для более полного осмысления его творчества.

Н. Сикорская, Т. Кравцова