|
|
Главная / Библия и литература / Знакомые страницы глазами христианина / Некрасов Н. А. / «Святые» богоборцы в произведениях Некрасова. Владимир Мельник «Святые» богоборцы в произведениях Некрасова
 Николай Алексеевич Некрасов был сыном своей эпохи. В то время у многих выдающихся деятелей культуры причудливым образом соединялись вера в Христа и …в революцию. Некрасов тоже искренне считал, что революционный подвиг декабристов, революционных демократов 1860-х гг. и других разрушителей традиционных ценностей – зиждется на истинно христианских основаниях. Многих из них поэт безо всякой условности называет «святыми». Для Некрасова самопожертвование таких людей, как Белинский, Добролюбов, Чернышевский, таких деятелей, как декабристы было, несомненно, окружено ореолом христианской жертвенности. Поэт хорошо помнил слова Иисуса Христа: “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Иоанн, гл. 15, ст. 13). Но как он понимал эти великие слова? Для него нет разницы между подвигом самопожертвования и подвигом бунтарства, даже бунтарства, связанного с кровью.
Некрасов выстраивает в своих произведениях целый мир, проникнутый действительно высокой художественной мыслью о героической жертве. Этот мир внешне поразительно напоминает мир евангельский. Подвижники – революционеры (Добролюбов, декабристы, вымышленный Гриша Добросклонов и др.) – это горстка «апостолов», возвещающих новую правду старому миру. Этот мир гонит их, подтверждая слова Христа: “Они будут отдавать вас в судилища и царям…” (Матф., гл. 10, ст. 17 – 18). Отражая зарождения психологии “народного заступника” или “слуги народа”, Некрасов вызывает ассоциацию с евангельским заветом Христа: “Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих” (Матф., гл. 20, ст. 26-28). Так, например, Гриша Добросклонов о своем служении народу мыслит исключительно в евангельских категориях. Учась в семинарии, он “певал” о вахлачине “голосом молитвенным”. В самой песне Гриши Добросклонова отражается как бы евангельское мировидение, и прежде всего подобие учения Христа о двух возможных путях жизни человеческой:
Средь мира дольного Это почти пересказ Евангелия от Матфея: “Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь и немногие находят их” (гл. 7, ст. 13-14). Однако этот якобы евангельский мир в творчестве Некрасова вольно или невольно, но часто оказывается перевернутым. Дело в том, что подвижники Некрасова, приносящие свою душу в жертву “за други своя”, действуют не во имя Христа. Это жертва не смирения, но бунта. Это принципиально меняет дело. Традиционно Православное мировоззрение Некрасова сохраняет весь привычный набор ценностей лишь внешне, а по существу зачастую оказывается в непримиримым противоречии с евангельским духом. Евангелие призывает к Божией любви и учит ненавидеть только один грех. Формула же Некрасова: “То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть” – вся по духу своему чисто мирская, она устанавливает не Божью, а человеческую справедливость и правду. В Евангелии поэт, к сожалению, не воспринял главного – духа смирения, но прочитал его как учение о построении царства правды и справедливости уже здесь, на земле. Христос же сказал: “Царство Мое не от мира сего” (Ин., гл. 18. Ст. 36).
Известное с школьной скамьи стихотворение “Памяти Добролюбова” (1864) содержит в себе черты жития “преподобного” святого. Через все стихотворение проходит мысль о “суровости”, аскетичности революционера Добролюбова: Сознательно мирские наслажденья В стихотворении встречается и обычная для жития преподобного мысль о “памяти смертной” (“но более учил ты умирать”), и вообще характерная церковная лексика: “светильник” (“Светильник тела есть око” - Матф., II, 34), “светлый рай”, “перлы”, “венец”. Перед нами не революционер, а «святой». Некрасов любуется «жертвой» Добролюбова, умершего, как известно, в раннем возрасте от чахотки, ему мало дела до того, что черты “жития” Добролюбова лишь внешне совпадают с житиями святых, ибо отвержение мирских наслаждений и пр. здесь совсем не связано с Именем Христа, а особый род духовной гордыни.
В поэмах «Русские женщины» и «Дедушка» автор изображает декабристов. К сожалению, даже в академическом издании Некрасова отсутствуют какие бы то ни было комментарии, поясняющие религиозный пласт этих поэм. Между тем евангельские реминисценции многое проясняют. Без них невозможно правильно понять позицию автора, его взгляд на исторический поступок декабристов. В поэме «Дедушка», например, главный герой изображается Некрасовым как апостол нового времени. Слово «апостол» даже названо: Строен, высокого роста, Весь образ дедушки овеян как бы евангельским светом. Комната дедушки названа «кельей», которую он оглашает «тоской вавилонской». Не случайна и реминисценция из Евангелия: «Слушал – имеющий уши». В картине возвращения героя в родовое гнездо сохранен библейский колорит: Благословил он, рыдая, Во всей сцене ощутима некоторая нарочитая стилизация под слог Ветхого и Нового Заветов, что придает образу главного героя не только патриархальный оттенок, но и явный ореол как бы апостольской святости.
То же желание показать в «апостоле» революционной демократии сыне саратовского священника – атеисте Н.Г.Чернышевском - «святого» продиктовало Некрасову следующие по сути дела кощунственные строки: В его душе нет помыслов мирских. Некрасов любуется резким контрастом роскоши и бедности Христовой правды ради, контрастом между замаскированной, одетой в пышные одежды ложью («Там люди заживо гниют – // Ходячие гробы…») и правдой, ходящей в рубище. Княгиня Волконская в поэме говорит о том, что место ее «не на пышном балу, // А в дальней пустыне угрюмой, Где узник усталый в тюремном углу // Терзается лютою думой».
Тема революционеров как христианских подвижников могла звучать (и звучала во времена Некрасова) двусмысленно. Многие, как, например, Ф.Тютчев, не могли воспринимать масонов-декабристов как подвижников, да еще и христианского толка. Чего стоит его стихотворение «14-е декабря 1825»: Народ, чуждаясь вероломства, Некрасову трудно было оправдывать государственных преступников – не только по цензурным соображениям, но и морально: мало кто одобрял разрушительную для России деятельность декабристов. Иное дело – тема женского подвига как подвига христианского, воистину святого.
В самом деле, и автор поэмы, и его героини мыслят поездку в Сибирь вслед за мужем как евангельский по духу поступок. Пойти за мужем, быть верной ему и в счастье и в лихую годину,- таков долг женщины-христианки. Княгиня Трубецкая выслушивает речь губернатора о том, что ее отъезд убил старого ее отца, а значит, нужно вернуться. Но, выбирая между отцом и мужем, княгиня отвечает: Нет! Что однажды решено – Почему же выбор княгини в пользу мужа не только выше, но и «святей»? Этот выбор – выбор не житейский, не случайный, но – христианский. В Библии сказано: «Сего ради оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей: и будета два в плоть едину» (Быт. 2, 24). Эти слова напоминает и святитель Тихон Задонский в рассуждении «О должности мужей и жен»: «Где большия любве надеяться, как между мужем и женою? Естественною любовию любит человек отца и матерь свою; но Писание святое глаголет: оставит человек отца и матерь свою, и прилепится к жене своей и будут оба в плоть едину» (Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского. Т. Ш. М., 1889. С. 365). Таким образом, княгиня поступает прямо по учению святых Отцев.
 На проповеди в неделю св. жен-мироносиц Церковь говорит: «Женщины-христианки! Утвердите в своей душе образ св. жен-мироносиц и постарайтесь подражать в своей жизни их высоким, достохвальным добродетелям…Назначение женщины – семья. Она - всегда верная спутница в жизни и незаменимая помощница своему мужу. Преданная воле Божией, она понесет с ним общий крест неразлучно до самой могилы; если постигнут их какие-либо несчастия и бедствия жизни, она не только не произнесет слово ропота или укоризны, но своим упованием на милосердие Божие поддержит мужество духа своего супруга» (Православная семья. Т. 1. СПб., 1996. С. 259-260). Жены декабристов, отвергая лукавые советования своих ближних, действительно совершали свой женский христианский подвиг, собирая всю свою волю и выступая уже прямо в качестве «воинов христовых». Не случайно княгиня Трубецкая говорит своему отцу: Но сталью я одела грудь… Героини некрасовской поэмы в своих действиях и решениях постоянно апеллируют прямо к Богу. «Подумай!» Я целую ночь не спала, Найдя в себе силы сопротивляться убеждениям родных, которые в данном случае советуют «не Божеское, а человеческое», Волконская уверена, что ее волю «Сам Господь подкреплял». Принимая твердое решение следовать за мужем на каторгу, она восклицает: «И верю я твердо: от Бога оно!»
Все эти пассажи с апелляцией к Имени Божьему могли бы показаться и общими местами, если бы не вся сквозная образность, а главное - логика поэмы «Русские женщины». Логика и образность – сугубо христианские. Князь Волконский видится его жене не только в ореоле святости, но и – более того – в образе Самого Христа: Напрасно чернила его клевета, В другом месте поэмы снова следует сравнение Сергея Волконского с Христом: «Но кроток он был, как избравший его // Орудьем своим Искупитель».
Если декабристы видятся Марии Волконской в сиянии терновых венцов, то и свой собственный путь отныне представляется ей как путь Божьего избранничества, как подвиг во имя Христа. При встрече с Екатериной Трубецкой она говорит: И обе достойно свой крест понесем… В представлении Некрасова декабристы – не мятежники, восставшие на Помазанника Божия Царя Николая I, а «орудье Искупителя», устанавливающего высшую справедливость, избранные святые люди. Едва ли не впервые в «Русских женщинах» борцы за «справедливость» и «народное счастье» (обернувшиеся в следующзем, XX веке, реками крови народа) представлены у Некрасова не только как святые, но и как смиренные, кроткие люди – по подобию Христа. При первой встрече с женой Сергей Волконский говорит у Некрасова, «что полезно ему // Узнать добродетель смиренья». А это в свою очередь должно свидетельствовать об абсолютной искренности чувств и мыслей революционеров-«подвижников». В сущности, они являются явными нарушителями церковных устоев (не случаен в поэме эпизод изгнания Митрополита, призывающего к покаянию, с Сенатской площади: «Уйди, старик! Молись за нас!»). В то же время декабристы субъективно, очевидно, ощущали себя людьми, гонимыми за Божью правду. Им должна была принадлежать, по их и Некрасова искаженным представлениям, слава одного из блаженств, о которых возвестил Христос: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Матф. 5, 10 – 12). Ни декабристы, ни Некрасов внешне не отвергают Бога, - напротив, призывают Его имя, апеллируют к Высшему авторитету. Это видно и в некрасовской поэме, и, например, в последнем письме К.Ф.Рылеева, написанном в день казни – 13 июля 1826 г. – жене: «Бог и Государь решили участь мою. Я должен умереть и умереть смертью позорной. Да будет Его святая воля. Мой милый друг… за душу мою молись Богу… Не ропщи на Него, ни на Государя. Это будет и безрассудно, и грешно. Нам не постигнуть неисповедимые судьбы Непостижимого. Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой дивно утешает меня… О, милый друг, как спасительно быть Христианином! Благодарю моего Создателя, что Он меня освятил и я умираю во Христе… С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит…». Очевидно, что Рылеев покаялся в своем бунтарстве и примирился с Церковью. Только теперь он, видимо, осознал, что бунтарство не совместимо с призыванием Божьего имени. Некрасов этого, кажется, так и не понял. Во многих своих произведениях 60-70-х гг. он упорно возвращается к идее борьбы, идее любви-ненависти, любви-мести, к «революционному» толкованию Евангелия. Недаром И.А. Гончаров сказал о нем: «Он был искренним только тогда, когда «ненавидел и проклинал»… Такова была его натура – и тогда он был силен, правдив». Здесь, в этих словах, конечно, не вся правда о Некрасове. И все–таки… Уловил эту внутреннюю несвободу Некрасова и Афанасий Фет. Еще за десять лет до смерти Некрасова он написал стихотворение "Псевдопоэт": Влача по прихоти народа В грязи низкопоклонный стих, Ты слова гордого свобода Ни разу сердцем не постиг, Не возносился богомольно Ты в освежающую мглу, Где беззаветно лишь привольно Свободной песне да орлу. Когда-то об опасности «революционного» толкования Евангелия предупреждал философ Н.Бердяев: «Слова Сына Божья страшны для неправды мира сего. На книге этой трудно обосновать…классовый революционный социализм, зависть и корысть рабочего, невозможно возславить революцию». И тут же философ добавляет: «Злоупотреблять можно всем. Достаточно вспомнить, что слова Ап. Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот не ест», - красуются на всех советских заборах». Некрасов был как раз одним из тех, кто в силу многих причин – «злоупотреблял». При этом следует помнить, что он был абсолютно искренен в своей искаженной вере в то, что, по его представлениям, Бог благословляет мятеж против социальной несправедливости как Бог «сирых и убогих». Это было историческое искушение, свойственное не одному только Некрасову. Вспомним хотя бы опыт петрашевцев и знаменитое стихотворение “Вперед! Без страха и сомненья…” А. Плещеева. В этом стихотворении – типичные и для Некрасова понятия: “подвиг”, “заря святого искупленья”, “глагол истины” и т.д. Как и у Некрасова, евангельская истина подчинена в стихотворении Плещеева идее “борьбы кровавой”. Воистину это было искушение, которого многие так и не преодолели. Некрасов явился, пожалуй, единственным действительно большим художником, вставшим под знамена революционной демократии и давшим столь своеобразную, ошибочную трактовку Евангелия. В этом смысле он является прямым предшественником Александра Блока, который в поэме “Двенадцать” тоже сумел увидеть богоборческую революцию рядом с Христом. Казавшийся многим читателям Блока парадокс на самом деле имеет долгую литературную традицию. Владимир Мельник,
г. Москва 03.12.2004 Источник Православная Газета "Благовест" |
| ||
|
© 2005 – 2014 Православный паломнический центр «Россия в красках» в Иерусалиме Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: palomnic2@gmail.com |
||
