Христос и самарянка 

Надлежало же Ему проходить через Самарию. Итак, приходит Он в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи. Женщина Самарянская говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. Женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его? Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную. Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать. Иисус говорит ей: пойди, позови мужа твоего и приди сюда. Женщина сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала. Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалима. Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ем/должны поклоняться в духе и истине...

Между тем ученики просили Его, говоря: Равви! ешь. Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете. Посему ученики говорили между собою: разве кто принес Ему есть? Иисус говорит им: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его. Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут, ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их. И многие Самаряне из города того уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала.
(Ин. 4:4-24, 31-39) 

  Глубокое толкование смысла этой истории дает Ф.Фаррар: «Рождение его впервые было открыто ночью немногим безвестным и невежественным пастухам; первое полное объяснение им своего мессианства было сделано у колодца в томный полдень одинокой безвестной самарянке. И этой бедной грешной невежественной чужестранке изречены были бессмертные многознаменательные слова, которые все последующие века должны были слушать, так сказать, с затаенным дыханием, коленопреклоненно!»

  В разговоре Христа с самарянкой затронуты по крайней мере две темы: о воде живой и о спасении через поклонение Богу-Отцу.

  В разные периоды истории христианского искусства этот библейский рассказ возбуждал то больший, то меньший интерес у художников, всегда испытывавших значительное влияние теологов и разрабатывавшихся ими концепций. Так, этот сюжет часто встречается в искусстве первых веков христианства, поскольку в тот период в словах Христа о живой воде усматривали намек на крещение, а в пище, принесенной из города учениками, - метафору для пищи вечной.

  Первое изображение этого периода - фреска катакомб Претекстата (II—III вв.). Сюжет трактован здесь в античном стиле: самарянка - стройная молодая женщина, в тунике и паллиуме, с красивой прической, стоит у бассейна, в руках у нее большая чаша с водою. Перед cамарянкой Спаситель в образе молодого человека, красивого, с короткими волосами, в короткой тунике и плаще, накинутом на левое плечо; его правая рука простерта к самарянке.

В эпоху Средневековья первоначальный смысл, которым наделяли эту историю ранние христианские художники, отходит на второй план, и потому этот сюжет некоторое время остается редким у художников. В эпоху Возрождения - особенно Высокого - он приобретает новый смысл, вернее сказать, на первый план выступает вторая тема: спасение через поклонение Богу-Отцу. Причем греховность здесь символизируется и персонифицируется образом женщины-грешницы (грех прелюбодеяния).

  Сцена представляет собой местность за городской стеной, что объясняется мимоходом сделанным уточнением Иоанна: «Ученики Его отлучились в город купить пищи». Такой пейзажный фон мы видим у Дуччо и Марторелла. У колодца, часто расположенного в тени дерева (так у Карраччи и Рембрандта), сидит Христос. Он беседует с поселянкой, у которой в руках кувшин. Иногда женщина преднамеренно изображается как грешница (блудница): в богатых одеждах, с заплетенными в косу волосами (такой изображает ее Карраччи) и с обнаженной грудью - типичный облик куртизанки («...у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе»). На заднем плане (в частности, у Марторелла) - возвращающиеся из города ученики, у них в руках купленная в городе провизия.

  Учеников в этой сцене никогда не бывает двенадцать, поскольку к этому моменту евангельской истории еще не все они были призваны Иисусом на служение. Обычно их четверо. Если следовать рассказу Иоанна, единственного, кто излагает историю с самарянкой, - то учениками Иисуса к тому времени были две пары братьев: Андрей и Симон (Петр), Иаков и Иоанн. Их-то мы часто и видим на картинах (во всяком случае, всегда присутствует Иоанн, которого можно признать в самом младшем из спутников Христа). Лица и жесты учеников могут выражать удивление и осуждение Христа за его беседу с самарянкой, поскольку к самарянам иудеи испокон веков питали презрение и ненависть. Эти чувства прекрасно переданы у Дуччо, Марторелла, Карраччи.

  Жест Иисуса, указующего вдаль, который мы видим на картинах Рембрандта и Дуччо, заимствован из более позднего эпизода этой истории - из разговора уже не с самарянкой, а с возвратившимися учениками: «А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве».

Призвание Петра, Андрея, Иакова, Иоанна и Матфея на апостольское служение

  Проходя же близ моря Галилеиского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, дочинивающих сети свои, и призвал их. И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним.
(Мф. 4:18-22)
  Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним.
(Мф. 9:9)             

  Прежде всего требует уточнения хронология событий, связанных с призванием будущих апостолов на служение. В первом из приведенных фрагментов из Евангелия от Матфея говорится: «Симона, называемого Петром». Из этого выражения ясно, что уже тогда Симон носил это свое прозвище. Из рассказа же Иоанна узнаем, что Иисус так назвал Симона, брата Андрея, при их первой встрече, когда они были еще учениками Иоанна Крестителя: «Одним из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос; и привели его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты - Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа,что значит: камень (Петр)». «Кифа» - слово сиро-халдейское, а «петр» - греческое; и то и другое означают «камень». Впоследствии Христос объяснил, почему он так назвал Симона. Об этом рассказывает Матфей, приводя слова Спасителя: «Ты - Петр (то есть камень), и на сем камне Я создам Церковь  Мою, и врата ада не одолеют ее».

  Сопоставляя свидетельства Матфея и Марка о призвании Петра, Андрея, Иакова и Иоанна (подробности, расширяющие эти свидетельства, приводит Лука) с рассказом Иоанна о призвании Андрея, Петра, Иоанна, Иакова, а также Филиппа и Нафанаила, происшедшем ранее, следует заключить, что первые призванные ученики Иисуса не всегда следовали за ним во время его путешествий, а иногда возвращались к своим прежним занятиям. Но после второго призыва они сделались неотлучными его спутниками, а вскоре и избранными в число двенадцати апостолов.

Многие ученики Иисуса до их призвания на апостольское служение были рыбаками. Иисус мог называть их «ловцами человеков», как бы намекая на их прежнюю профессию. К тому же он сравнивает Царство Небесное с неводом, закинутым в море и захватившим рыб разного рода.

  Наиболее полно рассказ Матфея и Марка иллюстрирует ватиканская фреска Доменико Гирландайо. И хотя она известна под названием «Призвание апостолов Петра и Андрея», внимательный взгляд обнаружит, что художник изобразил также призвание Иакова и Иоанна. На фреске запечатлены три момента этой истории. Христос как бы идет по берегу озера - как в рассказе Матфея: «Оттуда, идя далее...» В левой части фрески на заднем плане Христос обращается к Петру и Андрею, находящимся в лодке; в центре на переднем плане Христос, очевидно, произносит свои главные слова: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». Апостолы стоят перед ним коленопреклоненные (обе эти сцены встречаются в западной живописи как отдельные иконографические типы изображения призвания первых апостолов). Наконец, в правой части фрески на заднем плане Христос, уже в сопровождении Петра и Андрея, обращается к Иакову и Иоанну, сидящим вместе с их отцом в лодке.

  Сюжет призвания Петра и Андрея встречается в западной живописи наиболее часто. Однако известны и примеры иллюстрирования призвания второй пары учеников - Иакова и Иоанна, сыновей Зеведея. Этот сюжет мы видим в картине Марко Базаити. Христос стоит на берегу озера; его сопровождают уже последовавшие за ним Петр и Андрей; из причалившей к берегу лодки выходят Иаков и Иоанн, первый уже преклонил колено перед благословляющим его Христом. Несмотря на то, что и Матфей и Марк, чьи рассказы мог иметь в виду художник, единодушны в утверждении, что Иаков и Иоанн оставили «лодку и отца своего», у Базаити их отец также делает шаг из лодки навстречу Христу.

Изображение толпы людей на фреске Гирландайо - вольность художника. Евангелие не говорит в данном случае ни о присутствии других учеников Христа, ни о каких-либо еще людях. Многолюдное общество на берегу озера, которое изобразил Гирландайо, не подпадает под определение «работники», о которых мельком упоминает Марк в рассказе о призвании сыновей Зеведея. Некоторое оправдание этой вольности художника дает другой рассказ - Луки - о призвании Петра и Андрея: «Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети».

В персонажах, облаченных во флорентийские одежды XV века, современники художника обнаруживали много сходства со своими согражданами.

  По традиции считается, что апостол Матфей является автором первого Евангелия. Это подтверждают многие раннехристианские авторы (среди них и отцы церкви) - Псевдо-Варнава, Климент Римский, Поликарп, Иустин Мученик, Климент Александрийский, Тертуллиан, Ориген. Матфей не был особо приближенным к Христу среди апостолов, и скорее, казалось бы, первое Евангелие должно было быть написано Петром, Иаковом или Иоанном. Тем не менее предание не оставляет сомнений, что именно Матфей - его автор. Это, так сказать, доказательства извне. Но имеются также внутренние доказательства: в силу своей профессии - Матфей был сборщиком податей (мытарем) - он должен был быть грамотным человеком и уметь вести точные записи. Он постоянно называет себя сборщиком пошлин, то есть не скрывает, что занимался малопочетным в глазах современников делом. И это свидетельствует о присущем ему христианском смирении.

  В картинах на сюжет Призвания Матфея он обычно изображается сидящим за столом, на котором рассыпаны деньги (монеты). Его могут окружать плательщики, принесшие ему свою мзду, как мы видим в картине "Призвание Матфея" Караваджо.

  Приблизившийся к мытарю Христос обращается к нему со словами: «Следуй за Мною». Он жестом призывает Матфея идти. Этот жест выразительно передает Караваджо. Вместе с Христом могут быть один (апостол Андрей) или несколько учеников. Матфей всем своим обликом выражает изумление и готовность следовать за Иисусом. Иногда он изображается поднимающимся со своего места, готовый идти за ним.

  После призвания уже последовавший за Христом Матфей устраивает для своих друзей обед, о чем Евангелие от Матфея, то есть от самого устроителя пира, упоминает кратко. Лука же описывает его подробнее: «И сделал для Него Левий в доме своем большое угощение; и там было множество мытарей и других, которые возлежали с ним».

Лука и Марк называют мытаря не Матфеем, как именует себя сам первый евангелист, а Левием; Марк даже уточняет, что это был Левий Алфеев, то есть сын Алфея. Но в этом нет никакого противоречия. Все три евангелиста говорят об одном и том же лице. Различие объясняется тем, что у евреев был обычай иметь несколько имен: Марк и Лука называют призванного мытаря Левием, вероятно, потому, что так называли его все имевшие с ним дело как с мытарем. Евангелист же Матфей называет себя Матфеем, тем именем, которым, по всей вероятности, его называли не как мытаря, а как человека его родные и близкие. Позже евангелисты Марк и Лука также именуют его Матфеем - в частности, когда перечисляют двенадцать избранных апостолов.

  Поскольку в основу картин, изображающих Христа на пиру в доме мытаря, положен рассказ Луки, то сам сюжет называется Пир в доме Левия (а не Матфея). Роскошный пир с множеством народа изобразил на картине Паоло Веронезе. Художник не придерживается евангельского источника в изображении персонажей и обстановки (в частности, пирующие не возлежат, как это описано у Луки, а сидят за огромным столом, занимающим всю ширину пространства), он живописует пиршество в стиле венецианских торжеств XVI века.

 

Опубликовано в приложении "ИСКУССТВО" к газете "Первое сентября"

 №24(192), июнь 2000