О.С. Встреча, конечно, была самая тёплая.  Русские вообще тепло встречают гостей. Однако, возникало чувство, полностью осознать которое удалось только в Курске, что наша икона—это не московская святыня; ведь Москва слишком привыкла к посещениям разного рода святынь. 

 

Служащие Храма Христа Спасителя работали очень слаженно, и более 15-ти тысяч человек в день могли поклониться иконе. Кстати, именно этой слаженности и огромного опыта работы с многотысячными стечениями людей иногда не хватало в Курске.  Однако, со статусом главного кафедрального собора России неизменно связана некая официозность, к которой я, будучи сельским зарубежным священником, не привык.

 

 

О.С. Не знаю. Говорят, что происходили какие-то дебаты о личности генерала Власова. Каким-то странным образом эти дебаты начались за несколько дней до начала нашей поездки и, кажется, продолжались в течение всей её московской части.

 

Мне тема личности генерала Власова просто по-человечески не интересна, поэтому я многое не понял и не стремился понять. Но действительно непонятно, зачем епископы, архимандриты и священники на официальном уровне взялись обсуждать Власова.  Конечно, кому-то—независимо от его сана—просто очень интересна история, кому-то она интересна по личным соображениям.  У нас есть прихожане, отцы и деды которых воевали в рядах РОА, и оценка действий генерала Власова косвенным образом выражает оценку действий его подчинённых. Но неужели мы должны использовать церковный амвон для политических заявлений и дебатов?  Не мудрее ли было бы использовать его для того, чтобы «благовествовать нищим, ... исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Лк. 4:18)?

О.С. Часто, когда говорят «интересными», то имеют ввиду «знаменитыми».  Да, нам представили Его Святейшество Патриарха Кирилла, В.В. Путина, Д.А. Медведева и других высокопоставленных лиц.  Но мне лично, конечно же, пообщаться с ними не удалось, и я не могу сказать интересные это люди или нет.

 

Впрочем, несколько интересных встреч всё же было.  Например, удалось провести несколько минут с Никитой Сергеевичем Михалковым, который оказался удивительно простым и открытым человеком, без тени притворства.  Подумалось тогда, что это, наверное, один из признаков настоящего христианина.  В Париже случайно встретил Вячеслава Зайцева, который тоже произвёл впечатление очень порядочного и интересного человека.  Были и другие встречи, но самая интересная, пожалуй, была встреча с наместником Троице-Сергиевой Лавры Архиепископом Феогностом.

 

 

О.С. Владыка Феогност (Гузиков), Архиепископ Сергиево-Посадский, один из викариев Святейшего Патриарха по Московской епархии, является первым наместником Лавры в архиерейском сане за всю её 650-летнюю историю.  Впрочем, наместником он стал ещё в 1988 году в сане архимандрита, а хиротонисан во епископа лишь в 2002-м (возведен в сан архиепископа в апреле 2009).

 

Владыка с первого взгляда поражает своей прямотой и истинным смирением.  Он замечает, например, что за 21 год своего наместничества, он никогда не чувствовал себя хозяином в Лавре.  И это не просто смирение, а чувство, вырастающее из обострённого восприятия духовной реальности.

 

Так Владыка рассказал нам об интересном случае.  Ещё в советские времена, когда к Лавре относились отчасти как к музею, а отчасти как к рассаднику мракобесия и суеверий, территория Лавры закрывалась на ночь после того, как милицейские патрули тщательно изгоняли всех паломников. Однажды после закрытия один из патрулей вдруг увидел бродившего по Лавре старика.  На вопрос милиционеров

 

«Что ты тут делаешь?» старик ответил: «Охраняю».  Когда же милиционеры спросили его кто он такой, старик сказал: «Хозяин».  Затем он повернулся пошёл прочь от патруля и, отворив дверь, вошёл в Троицкий собор, где пребывают мощи преподобного Сергия.  Подбежавшие милиционеры, однако, в собор войти не смогли—ведь все двери уже были заперты на ночь!

 

Владыка Феогност очень заботливо относится к братии Лавры, совмещая в себе качества и мудрого пастыря, и рядового монаха, и ученика, смиренно и внимательно внемлющего наставлениям старшего поколения.  Кстати, кандидатская диссертация Владыки Феогноста была на тему «Пастырство по учению Православной Церкви» (МДА, 1991).

 

Но самое интересное, пожалуй, это то, что Владыка Феогност является живым патериком Лавры.  До поздней ночи рассказывал он нам поучительные истории из жизни лаврских насельников—тех, которых он лично знал или тех, которые подвизались в Лавре в трудные десятилетия хрущёвской борьбы с «последними попами».  Я только сожалею, что у меня не было с собой диктофона—он остался в чемодане в лаврской гостинице.  Это поистине уникальный материал, который непременно необходимо сохранить в сокровищнице православных патериков.

 

 

О.С. Одним словом—потрясающее.  Уже по пути из аэропорта в Знаменский собор улицы были заполнены людьми, многие из которых становились на колени, когда проезжала машина с иконой.  В Курске я не входил ни в один храм, дом, ни в одну контору, где не было бы копии или списка Курской Коренной иконы.  Причём, это не были наскоро развешанные новенькие репродукции. 

 

Сотни тысяч человек всех возрастов и сословий стояли по 10-12 и более часов, чтобы лишь на 1-2 секунды прикоснуться к святой иконе.  Кстати, чаще всего я слышал не молитву «Пресвятая Богородице, спаси нас!», а «Пресвятая Богородица, прости нас!»  Для них икона действительно была их святыней, хотя почти все, за исключением людей очень преклонного возраста, видели её впервые в своей жизни.

 

Что ещё поразило, так это повсеместное восстановление храмов.  Коренная пустынь, например, была превращена коммунистами в свалку, и святой источник, бьющий на месте обретения иконы, был завален грудами мусора и слоями цемента.  Всё это было расчищено, разрушенный храм восстановлен, монашеская жизнь возобновлена, и служба Божия ежедневно совершается.  Причем такое наблюдается просто повсеместно.  Куда бы мы ни поехали—от маленьких деревушек до районных центров—всюду восстанавливаются и реставрируются храмы Божии и строятся новые там, где их раньше не было.

 

Но не только здания созидаются -- созидается и восстанавливается вера в сердце народа.  В Белгородской области, например, крестятся 95% новорождённых.  Конечно, это вовсе не означает, что родители этих новорождённых достигли последних ступеней исихазма; но мы-то ведь тоже здесь в Америке этих ступеней не достигли...

 

Вообще, если кто-то ещё сомневается в том, что Церковь в России свободна, и что она живёт полнокровной жизнью во Христе Спасителе, пусть поедет и сам посмотрит.  Не нужно верить газетам, телепрограммам, друзьям, знакомым, не нужно верить моим впечатлениям. Нужно поехать и посмотреть своими глазами.  Может быть, могут обмануть политики, в том числе и церковные, но не тысячи и тысячи верующих людей, в чьи лица мне посчастливилось заглянуть.

 

О.С. Если Вы имеете ввиду возрождение православия как веры несомненного большинства русских людей, то это налицо.  Несмотря на то, что очень многие ещё очень плохо разбираются в православной вере, и Церкви предстоит огромный просветительский и пастырский труд, всё же уже можно сказать, что народ поворачивает своё лицо к Богу и к вере своих отцов.   Будем молиться, чтобы, просвещаясь Христовым светом, это лицо всё более становилось ликом.

 

Однако, если имеется ввиду идея «Святой Руси» как некоего органического конкордата (соглашения) Церкви и православной светской власти, то здесь всё гораздо сложнее и неопределённее.  Действительно, многие российские чиновники открыто исповедуют православную веру, а ещё больше стараются всеми силами подчеркнуть свою лояльность к Церкви.  Действительно, российское государство—как на федеральном уровне, так и на местах—оказывает огромную, в том числе и финансовую, помощь в деле восстановления того, что этим же государством было в своё время разрушено.  Но былой конкордат власти светской и власти духовной уже невозможен, и стремиться к нему было бы ошибкой.  Дело в том, что вступая в слишком тесные отношения со светской властью, Церковь начинает испытывать влияние этих мнимых отношений на свою жизнь—влияние политических и социальных мод, течений и настроений на то, что должно оставаться неизменным—на камень Христовой веры.  Поэтому многие здравые умы, как, например уже упомянутый Архиепископ Феогност, предостерегают от слишком близких отношений Церкви и государства: сотрудничество на благо народа—да, взаимозависимость—нет.  Кстати, может быть именно поэтому, не полагаясь на благосклонность капризных чиновников, Владыка Феогност в настоящее время обучается в Московской академии правосудия при Верховном суде Российской Федерации.  Видимо, на всякий случай...