Фотогалерея :: Ссылки :: Гостевая книга :: Карта сайта :: Поиск :: English version
Православный поклонник на Святой земле

На главную Паломнический центр "Россия в красках" в Иерусалиме Формирующиеся паломнические группы Маршруты О проекте Поклонники XXI века: наши группы на маршрутах Поклонники XXI века: портрет крупным планом Наши паломники о Святой Земле Новости Анонсы и объявления Традиции русского паломничества Фотоальбом "Святая Земля" История Святой Земли Библейские места, храмы и монастыри Праздники Чудо Благодатного Огня Святая Земля и Святая Русь Духовная колыбель. Религиозная философия Духовная колыбель. Поэтические страницы Библия и литература Библия и искусство Книги о Святой Земле Журнал. (Электронная версия) Осень 2018. № 54 Лето 2018. № 53 Весна 2018. № 52 Зима 2018. № 51 Осень 2017. № 50 Лето 2017. № 49 Весна 2017. № 48 Зима 2017. № 47 Осень 2016. № 46 Лето 2016. № 45 Весна 2016. № 44 Зима 2016. № 43 Осень 2015. № 42 Лето 2015. № 41 Весна 2015. № 40 Зима 2015. № 39 Осень 2014. № 38 Лето 2014. № 37 Весна 2014. № 36 Зима 2014. № 35 Осень 2013. № 34 Лето 2013. № 33 Весна 2013. № 32 Зима 2013. № 31 Осень 2012. № 30 Лето 2012. № 29 Весна 2012. № 28 Зима 2012. № 27 Осень 2011. № 26 Лето 2011. № 25 Весна 2011. № 24 Зима 2011. № 23 Осень 2010. № 22 Лето 2010. № 21 Весна 2010 № 20 Зима 2010. № 19 Осень 2009 № 18 Лето 2009 № 17 Весна 2009 № 16 Зима 2009 № 15 Осень 2008 № 14 Лето 2008 № 13 Весна 2008 № 12 Зима 2008 № 11 Осень 2007 № 10 Лето 2007 № 9 Весна 2007 № 8 Зима 2007. № 7 Осень 2006 № 6 Лето 2006 № 5 Весна 2006 № 4 Зима 2006 № 3 Осень 2005 № 2 Лето 2005 № 1Православное Общество "Россия в красках" Императорское Православное Палестинское Общество РДМ в Иерусалиме Вопросы и ответы


Паломничество в Иерусалим и на Святую Землю
Рекомендуем
Новости сайта
Святая Земля и Библия. Смотрите новый цикл фильмов о Святой Земле: Часть 1-я, Часть 2Часть 3
Главный редактор портала «Россия в красках» в Иерусалиме представил в начале 2019 года новый проект о Святой Земле на своем канале в YouTube «Путешествия с Павлом Платоновым»
Людмила Максимчук (Россия). Из христианского цикла «Зачем мы здесь?»
«Мы показали возможности ИППО в организации многоаспектного путешествия на Святую Землю». На V семинаре для регионов представлен новый формат паломничества
Павел Платонов (Иерусалим). Долгий путь в Русскую Палестину
Елена Русецкая (Казахстан). Сборник духовной поэзии
Павел Платонов. Оцифровка и подготовка к публикации статьи Русские экскурсии в Святую Землю летом 1909 г. - Сообщения ИППО 
Дата в истории

1 ноября 2014 г. - 150-летие со дня рождения прмц.вел.кнг. Елисаветы Феодоровны

Фотогалерея
Православные паломники на Святой Земле в октябре-ноябре 2017 года

Святая Земля в 2016-2017 годах
Интервью с паломником
Протоиерей Андрей Дьаконов. «Это была молитва...»
Материалы наших читателей

Даша Миронова. На Святой Земле 
И.Ахундова. Под покровом святой ЕлизаветыАвгустейшие паломники на Святой Земле

Электронный журнал "Православный поклонник на Святой Земле"

Проекты ПНПО "Россия в красках":
Раритетный сборник стихов из архивов "России в красках". С. Пономарев. Из Палестинских впечатлений 1873-74 гг.
Удивительная находка в Иерусалиме или судьба альбома фотографий Святой Земли начала XX века
Славьте Христа  добрыми делами!

На Святой Земле

Обращение к посетителям сайта
 
Дорогие посетители, приглашаем вас к сотрудничеству в нашем интернет-проекте. Те, кто посетил Святую Землю, могут присылать свои путевые заметки, воспоминания, фотографии. Мы будем рады и тематическим материалам, которые могут пополнить разделы нашего сайта. Материалы можно присылать на наш почтовый ящик

Наш сайт о России "Россия в красках"
Россия в красках: история, православие и русская эмиграция


 
Главная / Журнал. (Электронная версия) / Весна 2008 № 12 / СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ В ЖИВОПИСИ, ИСКУССТВЕ И АРХИТЕКТУРЕ / Опыт архитекстуального анализа современного «хождения» (на примере рассказов В.П. Аксёнова «Стена» и «Экскурсия»). Бычков Д.М.
 
Опыт архитекстуального анализа современного «хождения»
(на примере рассказов В.П. Аксёнова «Стена» и «Экскурсия») [I]
 
Сведения об авторе:
Бычков Дмитрий Михайлович, Астрахань,
место работы: Астраханский государственный университет, кафедра русской литературы;
образование: бакалавр филологического образования, магистрант.
Работает над темой древнерусских литературных традиций в современной прозе.
 
В современной отечественной прозе находят отражение разнообразные формы диалога с древнерусской культурой. Обращение многих писателей нашего времени к богатому опыту семивекового развития литературы проявляется в обогащении философских идей, расширении традиционной тематики, стилистических средств древнерусского словесного творчества. Заметным  явлением становится модификация архаичных жанров в художественной прозе и современной православной публицистике, что определяется некоторой общностью основных типов литературного труда древнерусского книжника и современного писателя.
 
Древнерусская жанровая платформа обнаруживается в структуре многих современных произведений. В литературных произведениях разных жанров критиками и исследователями на архитекстуальном уровне обнаруживаются «элементы архаики» (М.М. Бахтин) древнерусского словесного творчества. Появление новых жанровых моделей, образованных нерасторжимым единством разновелечинных и разностадиальных форм и межродовых образований в структуре целого стали в литературе ХХ века столь значительными, что в литературоведении сложилось представление о «смерти жанров» древнерусской литературы. Однако подобные констатации упрощают реальную эстетическую картину. Древнерусские жанровые формы трансформируются в жанры неканонического статуса и органично включаются в жанровый объём современных художественно-литературных и публицистических произведений, расширяя их семантику.  
 
Процесс творческой реанимации в новейшей русской прозе переживает и традиционный для древнерусской словесности жанр паломнического хождения, связанный с воцерковлением пишущего автора-паломника (нарратора) и читателя.
 
«Всегда, во все времена русской истории, особенно во времена тяжёлые, русских людей спасали национальные святыни. К этим святыням шли именно шли. Даже и высшее духовенство и цари, не говоря уже о богомолках. Шли к преподобному Сергию, к киевским и Соловецким угодникам, к иконам Почаевской, Коренной, шли в Александро-Невскую лавру, в Палестину, мужчины шли на Афон». Напряжённым поиском «своей дороги» и размышлениями о русском национальном пути развития охвачен  автобиографический повествователь в путевых раздумьях «Слава Богу за всё» Владимира Крупина. Литературное произведение приобретает новое функциональное предназначение, творчески репрезентирует композиционные особенности жанрового канона хождения.
 
Составной частью жанр хождения органично входит в романную структуру романа «Казус Кукоцкого» Л. Улицкой, обогащая жанровый объём произведения. 
    
Жанровая платформа хождения обнаруживается в произведениях Т.Н. Толстой (эссе «Туристы и паломники»), Л.Е. Улицкой («Так написано»), В.П. Аксёнова («Стена», «Экскурсия») и др., которые трудны для жанровой идентификации. Малая проза (несмотря на жанровую неопределённость) модифицирует жанровый образец хождения, воплощает целый ряд типичных черт данной видовой формы. Зависимость текстов от жанроформирующих канонов очевидна в содержательном плане, структурном и стилевом оформлении, манере повествования и основных принцах изложения и расположения материала, его пространственно-временной организации. 
 
Жанр паломнического хождения становится платформой для мемуарных произведений. Предлагаем образец архитекстуального анализа нехудожественных импрессий В.П. Аксёнова, позволяющий рассматривать произведения в контексте традиционной православной традиции.
        
Хождение в жанровой системе древнерусской письменности, в которой совмещались жанры двух разностадиальных типов (фольклорные и литературные) выработало строгие жанровые критерии: особую роль в процессе становления канонического жанра играло осознание эстетической категории стиля, который в эйдической поэтике средневековой литературы ещё подавлял собственно жанровые характеристики. Сущность жанра определялась как эстетический канон, образец, что глубоко соответствовало эйдическому мышлению нерасчленности образа и понятия: литературное произведение мыслится лишь в форме жанра[1].
 
Xождениями назывались произведения, в которых описывались путешествия-паломничества в Палестину, Византию, страны Востока. Главной целью паломников было поклонение христианским святыням в Вифлееме, Иерусалиме, Константинополе и в других восточнохристианских центрах. Xождения совершались как официальными представителями русской церкви, так и по собственной инициативе или обету паломников. Они жаждали увидеть место рождения Иисуса Христа, описанные в Евангелиях холмы, сады, здания, колодцы и т.д., пройти крестный путь Христа до Голгофы, посетить храм Гроба Господня. Подобные хождения совершались на протяжении всего средневековья; некоторые из путников сочетали благочестивые цели с торговыми и дипломатическими интересами. Известно более семидесяти произведений, написанных в жанре хождений, они составляли заметную часть в круге чтения Древней Руси.
 
Среди хождений известны так называемые «путники» – краткие указатели маршрутов, содержавшие только перечень пунктов, через которые пролегал путь паломника из Руси в Святую землю. Пример такого «путника» – «Сказание Епифания мниха о пути к Иерусалиму». Но чаще всего хождения содержали не только описание маршрута, но и сведения географического и этнографического характера, а самое главное – личные впечатления паломников от увиденного (описания соборов, их росписи и утвари, богослужения и т. д.) и пересказ сюжетов Священного писания или апокрифических легенд, соотносимых с посещенными паломником достопримечательностями.
        
Жанровый канон для писца-поломника или древнерусского читателя был воплощён в конкретном образце – «Хождении» игумена Черниговского монастыря Даниила – древнейший рассказ русского паломника XII века, который по праву считается родоначальником жанра. Каждый новый автор хождения или его читатель воспринимал окружающую действительность через призму обозначенного уже в самом заглавии жанра, который становился для него идеальной эстетической моделью, жанровым каноном, неотделяющимся от конкретного текста-носителя. Наиболее известны и распространены в древнерусской книжности были хождения Антония Новгородского (его мирское имя – Добрыня Ядрейкович; нач. XIII в.), Стефана Новгородца, Игнатия Смольнянина (XIV в.), иеродиакона Зосимы (XV в.), купца Василия Познякова, Трифона Коробейникова (XVI в.), монахов Арсения Суханова, Ионы Маленького (XVII в.), Ивана Лукьянова (1702 г.) и некоторых др. Авторы хождений нередко проявляют книжную образованность, начитанность в Священном писании, агиографии, исторических повестях.
        
В большом корпусе средневековых хождений позже оформился абстрактный жанровый закон, который складывается из суммы возможностей (в том числе и нереализованных) жанра, проявляющийся позже, например, в путевом очерке, романе путешествия и т.п. Нельзя отрицать важности для русской литературы идеи, заложенной в основе этого жанра, – идеи движения, пути как нравственного становления, преображения. Это некий общий принцип: мир осознается как «соударение» людей, находящихся в хаотическом движении. Жизнь – путничество и странствие, модель мира – лабиринт, а человек – пилигрим, осужденный плутать в поисках истины[2].  
        
Тенденции и черты поэтики художественной модальности в большей или меньшей степени воздействовали на традиционные жанры средневековой словесности. Не избежал подобного влияния и жанр древнерусского хождения, в частности, наиболее древняя и сакраментальная его разновидность – паломническое хождение, в силу своей полисемантичности и приспосабливаемости к сложившимся традициям культуры.
        
В истории русской литературы жанр хождения уже претерпевал модификации в эпоху XVII столетия, когда традиции древнерусской словесности входят в литературу барокко в явно трансформированном виде, в соответствии с новым пониманием закономерностей бытия. Представление об антиномичной, внутренне противоречивой, структуре мира и человека, дисгармония бытия, кричащие контрасты действительности и сущности человека, полной сложностей и «несочетаемого», неустойчивость норм и ценностей человеческой жизни, ее хрупкость, уже ощущаемые в литературе хождений, русское барочное искусство разовьет и далее, обретая массу дополнительных художественных открытий на рубеже XVII-XVIII вв[3].
        
Чтобы понять новый статус этого жанра проследим за процессом деканонизации жанра хождения в современной русской прозе на примере рассказов В.П. Аксёнова «Стена» и «Экскурсия».
        
Автобиографические рассказы В.П. Аксёнова о посещении Иерусалима написаны по эстетическим законам поэтики художественной модальности, декононизирующей древнерусские жанровые модели и формирующей жанровый закон, и на архитектуальном уровне обнаруживают присутствие хождения как протоосновы произведений.
 
Прагматическая установка автора современного хождения на создание путника по паломническому маршруту оказывается, естественно, невыполнимой уже в первых абзацах, так как изменились средства передвижения, доступные современному путешественнику:
        
«На ночь глядя в января прилетаешь из Москвы в аэропорт Бен-Гурион. Поздний закат. Светящиеся панно автомобильных агентств. Чёрные контуры пальм. Похоже на прилёты в Лос-Анджелес: близость моря и прохладный ветер из пустыни. Беру «фиатик» в вороватом агентстве «Трифти» и рулю в сгибающуюся темноту и поднимающиеся горы»[4]. Важным образом в системе персонажей рассказа-хождения «Экскурсия» становится проводник Фред. В аксёновском произведении образ проводника, важного в структуре древнерусского хождения, предстаёт в несколько сниженном варианте. Вот, например, как описывает своего безымянного проводника игумен-паломник Даниил: «…И пришлось мне найти в лавре мужа святого, старого годами и весьма книжного, образованного. Этот святой человек полюбил меня, грешного, и показал добре все достопримечательности Иерусалима, поводил меня по всей земле и любовно потрудился со мною»[5].
        
Жанровая форма хождения модификацируется автором, личность которого в поэтике художественной модальности осознаёт собственную неповторимость и открыто позиционирует своё присутствие в тексте современного хождения. Традиционно в жанровом каноне древнерусского хождения сложился устойчивый тип повествователя – смиренного христианина, благоговейно, с чувством большой радости созерцающего культовые святыни. Главным же в произведениях В.П. Аксёнова становится возможность выражения мыслей, возникающих в процессе путешествия, а не стремление к точности описаний памятников христианской культуры и библейско-исторических мест.
        
Последовательная смена форм повествования и постоянное переключение точек зрения повествователя становятся определяющими в авторской стратегии модификационного жанрообразования. В современном хождении расширяется сфера авторского присутствия в тексте, складывается особый «мир – то, как автор характеризует себя»[6]. Обычно в древнерусских хождениях (к примеру, в «Хождении» игумена Даниила или «Хождении» дьяка Александра и др.) повествование ведётся от первого лица. По таким параметрам организованное повествование ощущается паломником как органичная форма самохарактеристики и рассказывания о своих путешествиях. В рассказах В.П. Аксёнова форма «я» перемежается с формой «мы»: повествования на некоторых участках текста ведётся одновременно от имени автора-повествователя и его спутников, к которым относится и читатель. Повествовательная форма «ты», проявляющаяся в выборе формы глагола второго лица, включает точку зрения читателя в общую повествовательную сферу, что создаёт иллюзии совместного с автором паломничества по святым местам.         
        
Традиционный для жанра хождения иерусалимский хронотоп святых мест (описанное путешествие в рассказах совершалось в январе, в дни православного Рождества) раскрывается в рассказе «Стена» с реально-историческими комментариями и аллюзиями автора: «Освящённая прожектором, мощно вылепляется кладка Второго Храма, Стена Плача, к которой в слезах подошли неслезливые десантники 1967 года, той войны, что была триумфом и для нас в СССР, ибо там получил по зубам наш непобедимый коммунизм» [329].                                                                   
        
Описанием увиденных достопримечательностей игумен Даниил создаёт своеобразный путеводитель для будущих православных паломников, указывая на маршрут следования к памятным местам. В «Хождении» совершается переход из материальной реальности в сферу духовных ценностей. Такой целевой установки оказываются лишены рассказы В.П. Аксёнова, хотя в рассказе «Экскурсия», например, упоминаются такие культовые святыни, как Гефсиманский Сад, «храм, воздвигнутый над камнем, на котором скорбел Иисус» [332], пещера, «где Господь был взят ночным караулом» [332], храм Вознесения Богородицы, часовня Вознесения Христа и др.
        
Главное для повествователя просто назвать памятник, а не описывать  объект, замечания о памятниках кратки, конспективны, и, естественно, не идут в сравнение с обстоятельными Даниловыми рассказами. В такой авторской установке проявляется традиция поздних хождений, которые в XV веке приобретают характер путеводителей: повествовательной особенностью, например, «Хождения» Стефана Новгородца становится «гидовский оттенок»[7]. В рассказах В.П. Аксёнова органично переплетаются две тенденции развития древнерусского хождения: жанровая память воскрешает традицию архаического литературного творчества и стремление к переработке литературной традиции, обозначающей переход к новому типу творчества.
        
Во всей повествовательной организации рассказов-хождений ведущей становится заметно проступающая во всём тексте публицистическая направленность, вписывающая произведения в общий контекст актуального для современной России «еврейского вопроса», обсуждавшегося особенно остро в 1980-1990-е годы и отразившийся в современной литературе, в том числе в творчестве В.П.Аксёнова (например, в «Новом сладостном стиле»). Вот, например, отрывок из нового романа Анны Матвеевой «Небеса», посвященном теме воцерковления человека: «Через месяц после нашей случайной встречи в трамвае юный Маркс должен быть уехать <…> в редких паузах меж предвкушениями он не в тон общему разговору успел сообщить, что не любит евреев.
        
– За что? – полюбопытствовала я. В нашем классе училось много «еврейчиков» (слово из лексикона нашей классной руководительницы, дамы доброй, хоть не при самом большом уме), но мне даже в голову не приходило оценивать одноклассников с этой стороны.
        
– За то, что они распяли Христа, – ответил Маркс, и я рассмеялась его словам:
        
– Христос и сам был евреем.
        
На этом наш богословский диалог скоропостижно скончался, а вскоре после него умерло наше знакомство»[8].
        
Современный человек стремится посетить святые места с целью обретения желаемой гармонии с собой и окружающим миром, а для автора-повествователя в рассказе «Стена» хождение – это ещё и напряжённые поиски ответа на мучительные вопросы современности. 
        
В средневековом Иерусалиме каждый из внимательных путешественников находил своё, и древний город открывал каждому паломнику то «своё», что могло быть им усвоено с пользой или удовольствием, благодарностью или восхищением, во всяком случае, по своей потребности, разумению, вкусу. Это паломническое представление о святой земле расходилось по всей средневековой Руси, становясь «общим местом» и как таковое составляет «экспозиционную» часть складывающегося в русской литературе «Иерусалимского текста». Поэтому первое, что становится заметным при анализе конкретных паломнических текстов, образующих «Иерусалимский текст», в общем контексте которого появляется каждое из произведений на «Иерусалимскую тему», – удивительное сходство разных описаний Иерусалима как у одного и того же, так и у разных авторов, чем подчёркиваются паломнические источники, элементы которых и включаются в игру[9]. Безусловно, объяснение подобных фактов нельзя объяснить только желанием автора зафиксировать и точнее передать особенности внетекстового субстрата.
        
Автор паломнического хождения требует от своего читателя умения не только живо представлять описанные картины, но и восстанавливать связи с открывающейся внеположенной литературному тексту реальностью, не исчерпываемой вещно-объектным уровнем. Аксёновское  описание полуночного Старого Иерусалима затемняется перемежающимися авторскими комментариями и культурологическими справками: «Мусульманский мир здесь не без оснований предъявляет права на недвижимость: после двух с половиной тысячелетий разрушений данные стены построены  в XVI веке Сулейманом Великолепным. Армянский квартал: каменные дворики, свет из-за решёток, лунные отпечатки. Арабский квартал: железные жалюзи лавок, мультипликация бесчисленных кошек, ручейки каких-то жидкостей, всегда ли невинных. Греческий квартал: несколько старых европейских гостиниц, в них жили Гоголь и Бунин. Еврейский квартал, в котором жизнь воскресла только после 1967 года: розовый камень и стекло, новоисторическая архитектура, в экстерьерах которой обнаруживается вдруг то древняя арка, то карьер культурного слоя и в нём римская улица с колоннадой» [328].
        
В приведённом описании заметно использование такого всепроникающего литературного средства, как перечисление, характерного для поэтики произведений XI–XII вв., в том числе для фрагментарного «Хождения» Даниила. Семантика перечисления, которое входило в самый архаичный пласт собственно литературных средств[10], у древнерусского паломника и современного писателя раскрывает некоторые принципы описания разнообразных явлений мира (в данном случая городского ландшафта), а, значит, обнаруживает общность типа литературного творчества. 
        
Город Иерусалим в рассказах В.П. Аксёнова – не только место действия, но и некая постигаемая пространственная среда, осенённая знаком святости, полноценный герой всего произведения, своеобразная художе­ственная личность, в диалоге с которой представлен персонаж. Изучение города, как он описан и изображен писате­лем, не может ограничиться его «анатомией» или «физиологией», детальному описанию которого в начале рассказа «Стена» уделяется достаточно места. Иерусалим не выступает как особый и самодовлеющий объект художественного постижения и как некое целостное единство подаётся в «Стене» в собственной двуплановости: полно и адекватно актуализирует синхронический аспект в одних случаях и панхронический («вечный» Иерусалим) в других.
        
Синхронический аспект в образе иерусалимских мест связан с узнаваемыми деталями блокадного города, которые в рамках одного речевого участка сменяются авторской сентенцией на «вечную» тему: «…над красновато-бурой пустыней военные флагштоки и под ними весёлых солдат Армии Обороны. Однажды, из-за бугра, прямо над нашими головами явились четыре перехватчика и мгновенно, разойдясь парами, зареактивировались в поднебесье. Больше уж никогда не позволим вести народ миллионами на молчаливый убой» [330]. Другой пример смены точки зрения повествователя в идеологическом плане её выражения наглядно демонстрирует актуализацию в речевом фрагменте заданного ещё в символическом заглавии разрыва между людьми, находящимися по воле судьбы на святой земле: «Облака летят по тёмному небу. На площади и на стенах стоят караулы автоматчиков, высокие парни в лиловых беретах, дивизия «Гелави». Слышно, как некоторые из них обмениваются русскими хохмами: новые израильтяне из СНГ. Группами проходят хасиды с развевающимися косичками, «книжники и фарисеи», вышедшие из еврейских гетто, где их отцов и матерей подвергали распятию титаны Валгаллы. Чёрными шляпами, чулками и пейсами обособляясь от всех, они несут в себе мечту о Мессии, говорящем на идиш» [331]. Рассказ, таким образом, представляется своеобразным репортажем с места события в одной из горячих точек современного мира.
        
Традиционной особенностью поэтики жанра хождения является ориентация автора на священный текст Библии, знание которой было обязательным для древнерусского паломника, а сегодня – для каждого культурного человека, собирающегося посетить святые места. В тексте хождения игумена Даниила много внимания уделяется изложению легендарно-апокрифических сказаний.
        
Художественным средством расширения общего семантического поля города в рассказах становится насыщенность текста авторским отсылками на интертекстуальном уровне к библейским Евангелиям, в которых описаны события, происходившие на святой земле два тысячелетия назад. Автор-повествователь в рассказе «Стена» зримо представляет себя среди первых христиан, старается  осознать и прочувствавать тяжесть их пути: «Падали ли мы ниц перед неопалимой купиной? Шли ли за Моисеем, ведомым «столпом облачным» в пустынные дни, «столпом огненным» в пустынные ночи? Вкушали ли от манны небесной? Раздвигалось ли перед нами Красное море? Бились ли с амаликитянами? Содрогались ли перед Синай-горой от трубных звуков, дыма и колебания? Искушались ли золотым тельцом? Подступали ль к Иерихону?» [329]. Тем самым, описанное в рассказе переводится в читательском восприятии на бытийный уровень осмысления современных политических проблем.
        
Вопросы, которыми задаётся повествователь, адресованы не только себе, но и читателю-современнику. Так художественный текст становится средством активной коммуникации между субъектами творчества. Художественный мир современного хождения, таким образом, включает помимо значительного для структуры всего текста мира автора, расширяющейся персонажной сферы ещё и читательский мир. Ведь писатель (древнерусский и современный) прямо или косвенно описывает или обозначает два окружающих его мира: один, находящийся внутри произведения, – мир персонажей; другой же – ближний, примыкающий вплотную к произведению, читательский мир. В древнерусской литературной традиции впервые облик читателя был явлен в книжных предисловиях XI-XII вв.[11] От читателей ожидалась требовательность к истинности и полезности сочинений.
        
Подчёркнутая публицистичность определяет художественное своеобразие рассказов-хождений В.П. Аксёнова, чем определяется сложность их анализа. Жанрообразующие черты публицистического текста связаны с предназначенностью его для разнородной массовой аудитории. В силу разнородности и разобщённости современной читательской аудитории рассказы-хождения многослойны, то есть предполагают различную глубину прочтения и разные возможности декодирования со стороны адресатов. Читатель становится действующим субъектом коммуникации посредством художественного текста; к его жизненному, эмоциональному, культурно-религиозному опыту и оперирует автор современного хождения.  
        
Библейские аллюзии и реминисценции, вызывающие в памяти читателя сюжеты священной истории, создают мифологизированный образ города, воспринимаемого автором-повест­вователем в контексте исторических (ставших теперь уже легендарными) событий и событий собственной жизни. «Иерусалимская тема» соединяется в рассказе В.П. Аксёнова «Экскурсия» с темой смысла человеческого существования, раскрываемой в переживаниях экзистенциального ха­рактера, вызванных ощущением чудесного преображения души и выражаемых в форме вставного христианского обращения к богу: «Царь небесный! Снова пришла какая-то мимолётная экзальтация, может быть, сродни той, что вызывали у себя теософы, только мгновенная. Мне показалось, что это редкое чувство возникло не вопреки туристским толпам, но не без их помощи. Быть может, если каждого спросить, каждый бы ответил: да, пролетело что-то неназываемое» [333].   
        
Хождение (одновременно как путешествие к святым местам и акт творчества) для автора – возможность самоидентификации в мире, вписать себя в семейный родословец, попытаться осознать тяжкий путь своей семьи и всей страны: «Прижимаю обе ладони к камню. Где ты, моё еврейство, все эти Гинзбурги и Рабиновичи, ашкенази польских, литовских и балтийских городов, едва ли не потерявшие свой «завет» среди гойских войн, революций и контрреволюций? <…> Что уж говорить о себе самом с моей рязанщиной и богемщиной, со всеми еврейскими анекдотами, которые нашу братию окружали, с нашим тяготением к Западу, с космополитизмом литературных вкусов; ночевало ли где-нибудь там рядом моё «еврейство»» [359; 330].
        
«Иерусалимская тема» в рассказе-хождении В.П. Аксёнова оказывается органически связанной с тем высшим для России и почти религиозным типом человечности, на  осознанности которой строится новый духовный идеал свободного человека. Иерусалим остаётся в восприятии повествователя (и соответственно, читателя) центром всего мира, «где испокон веков в базарные часы торгуют всем чем угодно на ассарии, драхмы, дидрахмы, статиры и данарии, а также на израильские шекели и по кредитным карточкам на любую валюту» [331].
        
Обладающие жанрообразующими чертами публицистического текста, рассказы  «Стена» и «Экскурсия» должны анализироваться с точки зрения того, как оценивается в нём изображённая реальность, и как исследуемый автором феномен сферы деятельности (религии, морали, истории, политики) определяет их поэтику. Художественное своеобразие рассказов-хождений В.П. Аксёнова определяется принципиальной модальностью жанровой формы. Внутренняя мера проясняется в творческом итоге художественного акта и обусловлена имплицитным развитием жанра. Древнерусский жанр хождения в современной литературе приобрёл неканонический статус и заметно проясняется в модифицированной форме.
                                                                                        
Трансформация затрагивает все определяющие уровни жанрообразования. В современном инварианте хождения максимально раскрывается автор как конкретно-биографическая личность и проявляется в отдельных вкраплениях в канву произведения фактов и событий, связанных с индивидуальным опытом и жизнью писателя. Благодаря открытости авторского «я» в рассказах-хождениях В.П. Аксёнова эксплицированные формы выражения автора являются формами непосредственного соприкосновения автора и читателя посредством текста. Внутренние противоречие между субъектом речи и читательской точкой зрения становится определённой стратегией. Публицистичность, возрастающее личностное начало, смена повествовательных форм и точек зрения, библейские интертекстуальные проекции определяют внутреннюю меру современного инварианта древнерусского хождения.    
 
©  Бычков Д.М.
Астрахань
5 февраля 2008 г.
 
Примечания


[I]     Основной текст работы был опубликован: Проблемы интерпретации художественного произведения: материалы Всероссийской научной конференции, посвящённой 90-летию со дня рождения профессора Н.С. Травушкина, г. Астрахань, 27-28 августа 2007 г. - Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2007. - С. 112-118.


[1]     Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. /  Под ред. Н.Д. Тамарченко. – Т. 2: Бройтман С.Н. Историческая поэтика / С.Н. Бройтман. – М.: Издательский центр «Академия», 2004. – С.  189-193. 
 
[2]              Панченко, А.М. Два типа русского барокко / А.М. Панченко // Из истории русской культуры. Том III (XVII — начало XVIII века). М., 1996. С.224.
 
[3]              Опарина, А.А. Древнерусское «Хождение» и барочные тенденции в литературе XVII века / А.А. Опарина // Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Материалы Международной научной конференции. Серия «Symposium». Выпуск 17. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001.
 
[4]     Аксенов, В.П. Зеница ока. Вместо мемуаров / В.П. Аксёнов. – М.: Вагриус, 2005. С. 328. Далее в тексте статьи рассказы цитируются по этому изданию с указанием страницы в квадратных скобках.
 
[5]     Книга хожений. Записки русских путешественников XI-XV вв. / Сост., подгот. текста, пер., вступ. статья и коммент. Н.И. Прокофьева. – М.: Сов. Россия, 1984. – С. 205.
 
[6]     Дёмин, А.С. Повествовательная особенность «Хождения» Стефана Новгородца / А.С. Дёмин //  Древнерусская литература: Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Иллариона до Ломоносова / Отв. ред. В.П. Гребенюк. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – С. 167.
 
[7]     Там же С. 169.
 
[8]     Матвеева А. Небеса: Роман / А. Матвеева. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ОАО «ЛЮКС», 2004. – С. 41-42.
 
[9]              «Иерусалимская тема» в русской литературе исключительно богата широким кругом представителей (кроме Н.В. Гоголя и И.А Бунина, которые упоминаются в рассказе «Стена»), поэтому современное литературоведение оказывается вполне готовым для культурологического описания «Иерусалимского текста». Научной основой такого описания может стать опыт В.Н. Топорова, идеи которого (естественно, в соответствии с акцентом на особенности «Иерусалимского текста») в реферативной форме здесь излагаются. См.: Топоров, В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс, 1995. – 624 с.
 
[10]    Дёмин, А.С. Перечисление как литературное творчество (по памятникам XI – начала XII в.) / А.С. Дёмин // Древнерусская литература: Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Иллариона до Ломоносова / Отв. ред. В.П. Гребенюк. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – С. 67–69.    
 
[11]    Дёмин, А.С. Облик читателя в книжных предисловиях XI-XII вв. / А.С. Дёмин // Древнерусская литература: Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Иллариона до Ломоносова / Отв. ред. В.П. Гребенюк. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – С. 115.
 
 
 


[Версия для печати]
  © 2005 – 2014 Православный паломнический центр
«Россия в красках» в Иерусалиме

Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: palomnic2@gmail.com