Паломничество ко Святой Земле

Храм похож на большой вокзал: люди сидят так тесно, что некуда ногу поставить. А вот дальше уже посвободнее — иди куда хочешь. Все спят вповалку: и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины,— кому нечего подстелить, спят прямо на каменном полу. Все ждут появления небесных огней — это бывает лишь здесь, в Храме Гроба Господня.

Спускаюсь к армянским приделам святой равноапостольной царицы Елены и святого Григория Просветителя — на ступеньках лестницы сидят и лежат люди, оставлен только узкий проход: ступаю осторожно, чтобы не наступить на чью-нибудь руку или ногу. Повора-

чиваю направо, потом налево, а вот и лестница, ведущая к месту обретения Животворящего креста Господня,— тут гораздо прохладнее, чем наверху, и, наверное, поэтому условия вольготные — паломники, прибывшие в Иерусалим, отдыхают без тесноты, кто где хочет.

Поднимаюсь наверх. Куда пойти дальше? Конечно, на Голгофу. Вся она свободно уместилась в стенах храма. Лестница занята, разумеется, но пройти можно. Наверху — густо, даже очень. Продвигаюсь медленно — по Голгофе!

Подхожу к месту распятия Иисуса Христа. Опустившись на колени, прикладываюсь к этой величайшей святыне. Здесь Господь, вися на Кресте, пролил свою кровь за всех нас, страданиями и муками искупил грехи всех людей, в том числе и мои. Я искуплен самой дорогой ценой, но ценю ли я это? Мне открыт путь в райские обители, но стремлюсь ли я туда? Господь каждый день и каждый час стучится в моё сердце, но слышу ли я этот стук?

Спустившись вниз, иду к Камню помазания; прикладываюсь к нему в одном месте, в другом и ощущаю несказанные ароматы, которые от него исходят. На этом камне ты пребывал, Господи, уже бездыханный, и ароматы, коими праведный Никодим и Иосиф Аримафейскии помазали твоё пречистое тело, были некой данью благодарения от лица тех людей, которые тебя знали и которые тебя почитали.

Иисус Христос умер, но ещё не воскрес. Это время ожидания. Ожидания Воскресения Спасителя, ожидание Света.

Куда направить дальше мои стопы? Иду к столбу бичевания. Иудеи привязали тебя, Господи, к этому столбу со всей неистовой злобой, какая может быть только у помрачённого человека, бичевали твоё невинное тело, нанося тебе такие страшные удары, что кожа разрывалась и кровь ручьями стекала вниз. И ты терпеливо переносил эти побои, не издавая ни единого звука, хотя человеку перенести их, кажется, совершенно невозможно.

Я прикладываю ухо к каменной плите, которая венчает этот столб, прислушиваюсь... И слышу!

Пьють! Это звук бича, который впивается в тело.

Пьють! Ещё один такой же звук. Они следуют один за другим через почти равные промежутки времени. Невероятно — каждый удар звучит во мне...

Долго я ещё ходил по гигантскому Храму, молясь о спасении своей души, моих близких и всего русского народа. И где бы я ни был, в какой уголок Храма ни заглянул, всюду я слышал русскую речь. В этом году в Иерусалим прибыло небывалое количество наших паломников — около четырёх тысяч — это соль земли.

Темница Уз Господних как раз на-| против католического придела. Две ступеньки вниз, неширокий вход, колонна справа, колонна слева, несколько зажженных свечей на каменном выступе — темница невелика; справа в углу за проволочной сеткой — чудотворная икона Божией Матери. Если просунуть сквозь сетку горящую свечу и присмотреться к лику Царицы Небесной, то можно увидеть, как один её глаз то закрывается, то снова открывается; причём свидетелями этого чуда становятся лишь избранные — я же долго всматривался в лик Пресвятой Девы, но чуда так и не дождался.

Поставил стульчик около колонны и сел — лицом к чудотворной иконе. Помоги мне, Пресвятая Дева, дождаться Благодатного Огня, не оставь меня, слабого и немощного, в этом Храме.

Кувуклия — Малая церковь, окруженная колоннада!. В ней находится главная святыня христианства — Гроб Господень.

Справа у стены двое московских паломников — муж и жена; у них есть одеяло, и они по очереди отдыхают на нём; только что произошла «смена караула»: он лёг соснуть, а она бодрствует. Мы разговорились: её муж уже третий раз встречает Благодатный Огонь, а она — второй.

— В прошлом году я была на Голгофе,— говорит собеседница,— видела как по стене катился Благодатный Огонь.

— Что значит «катился»?

— Ну такой светлый огненный шар медленно сползал по стене, и не было сил оторвать от него глаз.

— А ещё что вы видели?

— Всполохи видела, и они словно насквозь меня пронзали. Скоро вы тоже это испытаете.

Несколько часов промелькнуло незаметно, ночь кончилась, наступило утро, и южное горячее солнце осветило Храм Гроба Господня, где собрались православные христиане со всех концов земного шара — и греки, и арабы, и русские, и сербы, и болгары,— собрались, чтобы соучаствовать в Христовом Воскресении, а до этого — быть опалёнными и небесным огнём.

Нами овладевает нетерпение: поскорее, поскорее пришла бы та минута, ради которой мы сюда прибыли. Я слышал десятки свидетельств очевидцев и все они по-разному рассказывали о Благодатном Огне, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Скоро, совсем скоро и я узнаю, что это такое, своими глазами увижу огонь, своими руками потрогаю его.

Все, кто лежал или сидел, встали; свечи везде потушены; лица людей обращены на восток, туда, где находится Кувуклия, часовня внутри храма. Каждый стремится встать на цыпочки, чтобы лучше видеть Кувуклию или хотя бы часть её и чтобы ничего не пропустить; напряжение нарастает, кажется, сам воздух наэлектризован этим нервным напряжением.

...И вдруг всё пространство Храма осветила яркая вспышка; она голубоватого цвета, похожа на вспышку молнии, только ярче. Она произвела необыкновенное действие, наполнив всё моё су-

щество радостью, ликованием, энергией. Видимо, то же самое испытали и другие паломники. Раздались крики, восклицания, весь Храм наполнился шумом — так шумит лес, когда на него внезапно налетает порыв сильного ветра.

Все, абсолютно все люди протянули вперёд и вверх пучки свечей. Они походили на детей: как дети просят у своих родителей печенья или мороженого, так и они просили у Отца Небесного Благодатного Огня. Еврейский народ просил в пустыне физической пищи, и небо посылало ему каждый день манну небесную; а сейчас в Великую Субботу начала двадцатого столетия люди просили не физической пищи, а духовной.

Некоторое время вспышек не было, и шум в храме стал постепенно затихать, сходя на нет,— так умолкает лес, переставая качать вершинами, когда ветер уносится вдаль.

И вот (опять неожиданно) блеснула ослепительная вспышка над часовней, потом ближе к нам, потом над алтарём греческой православной церкви. Небесные вспышки рассекали храм сверху донизу, освещая взволнованные лица, приводя нас в трепет и содрогание. Иногда вспышка полыхала ярче, иногда — тусклее, иногда она была короткая — одно мгновение, иногда — более продолжительная, порой вспышки следовали одна за другой без перерыва, а порой — с некоторыми интервалами, и каждая из них вызывала бурю восторга.

Вернусь к образу с молнией. Если молния оставляет в небе, хотя и на краткое мгновение, зигзаг, иногда довольно прихотливых очертаний, то вспышка в Храме Гроба Господня не оставляет никаких зигзагов — это только свет, небесный голубоватый свет, и он не вызывает никакого страха, никакой боязни, потому что грома нет и земля не содрогается. Близкое сходство только в одном: если молнии говорят о приближении грозы, то вспышки в храме говорят о скором схожде- ^^ нии Благодатного Огня.

Вдруг храм озарили особенно яркие вспышки; их было много, и они блистали всюду. Сияние видел и ощущал каждый, в каком бы месте Храма он ни находился — рядом с Кувуклией, в греческом алтаре, на Голгофе, армянском приделе или ещё ниже, в месте обретения Животворящего Креста Господня. В этот момент я понял: не имеет никакого значения, где ты находишься и какое место ты занял,— имеет значение только то, что ты чувствуешь и как ты воспринимаешь то, что вокруг тебя происходит.

Ураган восторга пронёсся по Храму. Каждая душа (а их было не меньше пятнадцати тысяч) выражала свой восторг по-разному, но суть этого восторга была одна: ОГОНЬ СОШЁЛ! Мы его ещё не видели, но знали: он с нами на Гробе Господнем, и Патриарх Диодор уже зажёг первые свечи.

И вот наступил миг, ради которого мы презрели всё земное: расстояние, жару, усталость, сон, немощь,— арабский юноша стремглав пронёсся по Храму — с востока на запад, и в руках у него был дивный, завораживающий факел. Он на секунду-другую остановился у южного входа в греческую церковь Воскресения Христова, чтобы паломники могли зажечь свечу, а потом продолжил свой стремительный триумфальный бег.

Люди жадно тянутся к Огню, зажигается ещё один пучок свечей, ещё, ещё и ещё — и вот уже весь Храм полыхает сияющим, ликующим заревом. Накрываю рукой большой пляшущий буйный факел — огонь тёплый, приятный, живой, он нисколько не жжёт: это не земной обычный огонь — это Огонь Небесный! Я начинаю им умываться, подношу к подбородку, щекам, ушам, ко лбу — это, конечно, Божия Благодать, сшедшая с Небес и воплотившаяся в Огненные Языки.

А Храм ликует, Храм не помнит себя от радости, на лицах людей расцвели восхитительные улыбки — так весенний луг расцветает нежными благоухающими цветами. Радость поселилась в сердцах людей, они оттаяли, подобрели, забыв о своей греховной шелухе, они снова похожи на детей — отброшены все условности, кривлянья, помада — перед лицом Благодатного Огня нет нужды играть и лицемерить.

Совершенно невозможно одному человеку увидеть и запомнить все подробности этого события, и я прибегаю к помощи моих братьев и сестёр. Они рассказали, что у одной монахини, которая стояла на первом балконе напротив Кувуклии, сам собой загорелся пучок свечей. Чудесные лампады, висящие над Камнем помазания, в момент схождения Благодатного Огня тоже зажглись без участия человека (это, кстати, происходит каждый год). У тех людей, что находились рядом с Кувуклией, пучки свечей загорались с хлопками.

Неизвестно, сколько времени продолжалось ликование, и вот наступил момент гашения Огня — это произошло не потому, что людям стало жалко свечей, а потому, что Огонь приобрёл земные качества и стал жечь, но радости от этого у нас нисколько не убавилось.

Событие, о котором я рассказал,— это событие вселенского масштаба, оно потрясает до мозга костей, и то, что я поведал,— лишь бледное отражение того, что было на самом деле. Но где взять слова? Где отыскать кисть, которая положила бы верные мазки на полотно? Где найти краски?

К величайшему нашему сожалению, нет в человеческом лексиконе слов, которыми можно было бы хотя с малой долей правдивости рассказать о том, “ что происходило в Великую Субботу в Храме Гроба Господня.

Ну а в чём же духовный смысл пред-пасхального Благодатного Огня? Для чего он каждый год сходит на Гроб Господень? И почему именно в Великую Субботу, а не в какой-то другой день? И разве нельзя обойтись без него? Нет, нельзя! Благодатный Огонь —это беспредельная милость Божия к падшему роду человеческому. Если Огонь сошёл, то это значит, что ещё один год Земля будет жива, и с ней ничего не случится; еще один год солнце будет согревать людей; ещё один год они будут пахать землю и выращивать пшеницу; ещё один год на лужайках будут расцветать одуванчики, а в степи волноваться ковыль; ещё один год дети будут весело играть в салки и ещё один год влюблённые будут ходить по тихим, уснувшим улицам, говоря друг другу ласковые слова.

Ну а почему же именно в Великую ; Субботу сходит Благодатный Огонь, а не в какой-то другой день? Почему он не сходит, например, в понедельник Светлой седмицы, во вторник или в среду, когда, казалось бы, ему в самый раз и сходить, так как Иисус Христос уже воскрес? Здесь сокрыта великая тайна. Сын Божий ещё во Гробе, ещё печалью объяты сердца Его учениц ещё ничто не говорит о предстоящей радости и скором Воскресении, а Господь уже посылает Благодатный Огонь. Посылает как знак Своей величайшей милости к людям, как предвест-тит ника райской жизни, непреложности Своих обетовании, предвестника единственной и самой главной победы в истории Вселенной. Это ликующий гонец, которого полководец посылает в разгар битвы с сообщением о том, .что победа близка.

На мои взгляд, Благодатный Огонь — это призыв к покаянию. Господь даёт всему человечеству в целом и каждому человеку вотдельности ещё одну возмож ность спастись.

И хочется верить, что, пока на Земле остался хоть один благомыслящий человек, солнце будет всходить над горизонтом; пока в людях вера не иссякла совсем, Земля не сойдёт со своей орбиты; пока в сердце хоть одного-единственного человека не умерло желание покаяться, будет сходить к нам Благодатный Огонь.